Сейчас он шел навестить Влада, главное свое сокровище. Заманить его сюда было нелегко, пришлось заплатить его девке кучу денег, иначе она никак не соглашалась. Но новая грудь ее соблазнила, а в особенности элитная клиника в Швейцарии. Сейчас она как раз там, готовится вкусить плоды своего предательства. Он обещал бывшей девушке Влада приглашение на вип-тусовку. Она уверена, ха-ха, что с силиконовой грудью четвертого размера заполучит искомое: богатого мужа и безоблачное счастье до конца своих дней. Ветер ей в спину!
С Брагиным все оказалось просто, его друг и деловой партнер Вадим Копылов, глава финдепа, согласился охотно и причем совершенно бесплатно. Вот они, друзья! Выбор был правильный, Копылов поступил по-деловому. Фирму еще можно спасти, но мешает упрямец, вцепившийся мертвой хваткой в свои элитные квадратные метры. Да не все ли равно, где жить? Лишь бы жить! Но нет, плебейская, холопская сущность камнем висит на шее, тянет на дно. Элитарность, это не место жительства и не состояние банковского счета, а состояние души. А если за душой ничего нет, как у Брагина, если душонка холопская, мелкая, то атрибуты социального статуса, такие, как квартира в центре, машина, членство в закрытых клубах и т. д., имеют решающее значение. Без них король-то голый, да и не король вовсе, а холоп, быдло. Вот Брагин и попался. Шоферу его пришлось, конечно, заплатить, но это копейки. Дело того стоило.
С остальными тоже было просто. Он долго за ними следил, не один год. За Кабановой, за Тамарой Валентиновной, за Софьей. Готовился, собирал информацию. Как только Кабанова пошла в агентство по трудоустройству – все, ловушка захлопнулась. Дальнейшее было делом техники. Так же и с Тамарой Валентиновной. С каким наслаждением Леночка ей отомстила! Хотя девушка не понимала до конца, что делает. «Сын олигарха», подкатившийся к ней в ночном клубе, играл свою роль убедительно.
Софью Быль взял на себя. И с огромным удовольствием. Магдалена от имени доктора Ройзена пригласила ее на собеседование. Марк, разумеется, отказался подыграть, и упрямца ему пришлось нейтрализовать. К тому моменту у Быля уже была толстая папка, досье на Софью, отчеты детектива и откровения одного из ее любовников, больше похожего на бабу, чем на мужика. Толстяк с сальными волосами быстро напился и начал нудно, слезливо откровенничать, со всеми подробностями, в том числе и интимными. Разводиться он и не собирался, а служебный роман держал его в тонусе, позволял чувствовать себя мужиком, да и перед приятелями прихвастнуть. Вот, мол, я каков! Соня-Сонечка была уж больно хороша и долго верила в сказку о неизлечимо больной жене, бросить которую как-то не по-человечески. Любовь на диванчике, в комнате отдыха, в перерывах между сеансами психотерапии ее последнему любовнику и обходилась недорого, и хлопот особых не доставляла. А когда любовница ему надоела, он ее просто уволил, и все. То есть Софья сама ушла, все было обставлено так, что она просто не могла остаться.
И вот все они здесь. Все его враги. Собрались под одной крышей. Один уже выбыл из игры. Брагину светит электрошок, потому что он упрямец. Он с маниакальным упорством будет повторять свою историю: заманили, пытали, хотят обобрать. И нет ни одного свидетеля в его пользу. Потому что все, кого назовет Брагин, включая его бывшую жену и дочь, будут говорить совершенно иное. Родственники уже решили, что продадут квартиру в центре, и Копылова это очень даже устраивает. Финансовый директор, по первому образованию юрист, сам берется оформить сделку. Лично. И проконтролировать, чтобы все прошло как надо. Так что с Брагиным покончено.
Но остальные…
По пути к Владу он заглянул на кухню к Татьяне. Та что-то жевала, причмокивая. Он подождал, чтобы ее не напугать, потом деликатно кашлянул:
– Кхе-кхе.
Она обернулась и смутилась:
– Ой, простите! Отвлеклась на минуточку! Селедка у вас уж больно вкусная! Это где же такую берут? – спросила Кабанова жадно.
– Эта сельдь называется залом, – сказал он сладким голосом. – Или царская сельдь. С черной спинкой. Отбирают самую крупную, так что хвост приходится заламывать, чтобы в бочку для засолки влезла, потому она и называется «залом», мясо нежнейшее, жира до двадцати процентов. Из Астрахани привезли, специально для меня. Особый посол, по старинному русскому рецепту. А купить ее здесь, в Москве, нельзя. Разве что на рынке и за о-о-очень большие деньги. Я ее даже в Штаты вожу деловому партнеру. Умираю, говорит, без этой селедки. Вот, хотел себя побаловать. А заодно и своих гостей.
– Мне-то соленого нельзя, – с сожалением сказала Татьяна. – Но невозможно ж удержаться!
– Вкусно, да?
– Обалдеть! Просто оторваться не могу!
– Тогда кушайте, – он широко улыбнулся. Потом добавил строго: – Но и о работе не забывайте.
– Да как можно!
«Хроническая почечная недостаточность. Белок в моче. Артериальная гипертензия. Селедка ее, безусловно, доконает. Надо придумать работенку, которая нагрузит ее сверх меры. Пора с ней кончать…»
Быль, посвистывая, направился на второй этаж. Период апатии у Влада сменился буйством, в течение двух суток Самсонов ревел, как медведь, безостановочно кидался на дверь, сыпал проклятьями, но сейчас, кажется, успокоился. Обессилел. Да и то: два дня бушевать! Даже о еде забыл, бедолага.
Он приоткрыл дверь. Влад лежал на кровати и, кажется, спал.
– Устал, бедняга? – спросил он.
Ответа не было, и Быль заволновался.
– Э, приятель, ты не вздумай помереть! Ты мне нужен живой. Слышишь, что ли? – Быль подошел к кровати, и тут этот увалень стремительно выбросил из-под одеяла руку и схватил его, словно клещами зажал.
– Убью-у-у…
– Лена… – захрипел Быль. – Ле… на…
Влад подбирался к горлу. Мышцы у него были дряблые, спортом Самсонов отродясь не занимался, но масса… Масса была внушительная, плюс страстное желание отомстить обидчику.
«Заигрался… – думал Быль, задыхаясь. – Потерял осторожность… Где же все? Видеокамеры ведь повсюду! Суки!!! Где вы?!!! Умираю-у-у…»
Но никто не спешил к нему на помощь. «Лена», – пытался выговорить он, но только хрипел, отбиваясь от Влада, который навалился всем телом, сбил его на пол и практически парализовал. У Серафима потемнело в глазах, дыхание перехватило, некстати вспомнилось о больном сердце, о проклятых шумах. Он давно уже никого и ничего не боялся, ни физической боли, ни угроз, ни даже смерти, потому что устал уже умирать. Но умереть так бесславно! А главное, недоделав начатое…
Это была обида, а не страх. Но стоило позволить какому-то одному чувству взять верх над другими, а в особенности чувству неконструктивному, разрушительному, и даже детскому, как он сам сделался ребенком, маленьким и беспомощным.
«Как же так? Мама…»
Очнулся он в коридоре, Лена запирала дверь на ключ. Он сидел на полу, привалившись к стене.
– Все в порядке? – спросила она, увидев, что он открыл глаза.
– Почему так… Долго? – горло болело, он говорил с трудом.