Он подошел к стенке красного дерева, выполненной явно на заказ, и взял с полки пару легких серебряных пепельниц. Усмехнувшись сказал:
— А мне досталась эта. — И невольно взвесил третью пепельницу в руке. Она была массивная, граненая, из темного стекла и явно не подходила по стилю к остальным вещам, находящимся в этой комнате. — Но ничего. Дамам благородный металл, а мне то, что осталось.
Иван внимательно наблюдал, как все трое закуривают. Пауза длилась с минуту, после чего он сказал:
— Итак, у нас сегодня очередной сеанс групповой психотерапии. Начнем, пожалуй?
Возражений не последовало.
— Кто сегодня хочет высказаться?
Повисла пауза. Иван молча ждал. Анжелика с наслаждением курила, Вера упорно смотрела в пепельницу, стоящую на подлокотнике кресла, Сева — на Сергея, Артур — в окно. Пауза затягивалась. Потом сидящие в креслах начали переглядываться.
— Ну, смелее, — сказал Иван. — Напоминаю: все, что здесь происходит, за рамки этих стен не выйдет. Может быть, новенькая?
— Я пока воздержусь, — запротестовала Анжелика.
— Понятно, вам надо осмотреться. Тогда кто-то из давних знакомых? Кто хочет рассказать о своих проблемах? Открою маленькую тайну: у меня в запасе интересный ход. Я помогу вам избавиться от своих страхов. В соседней комнате, за дверью, которая находится у меня за спиной, вас ждет сюрприз.
— Сюрприз? — заволновалась вдруг Лида. -Какой сюрприз? Мы так не договаривались!
— Не беспокойтесь, — улыбнулся Иван. — Это не больно. Сеансы групповой психотерапии — это вообще не больно. Скорее приятно. О деньгах говорить не принято, но, напоминаю, что время идет. А время вами оплачено. Итак…
— Я готов высказаться. — Сергей резким тычком в пепельницу затушил окурок.
Лида и Вера посмотрели на него с удивлением. Сергей заметил эти взгляды и сказал:
— Вижу, вас это удивляет. До сих пор я молчал. Молчал и… слушал. Но рано или поздно наступает момент, когда чаша переполняется. И своих проблем хватает, а туда все подливают и подливают чужие. Лично мне тоже надо высказаться.
— Кто бы возражал, — буркнул Сева.
— Итак, Сергей хочет высказаться, — спокойно сказал Иван. — Пожалуйста. Мы вас внимательно слушаем.
Сергей нервным жестом вытянул из пачки еще одну сигарету и прикурил. Лида невольно поморщилась, но промолчала. Только сделав три глубоких затяжки, Сергей, наконец, сказал:
— С чего бы начать? Да. Это вопрос. Как правило, начинают с начала. И я, пожалуй, начну с начала. Извините, нервничаю. Повторяюсь. Это все… погода, да. Сегодня отвратительная погода.
Он вдруг замолчал.
— Да, март в этом году удивительно холодный, — поддержала его Вера.
— Похоже, весна никогда не наступит, — тихо добавила Лида.
Мужчины и Жанна молчали. Анжелика курила.
— Погода премерзкая и настроение отвратительное, — подвел итог Сергей. — О погоде мы поговорили, что еще? Я все никак не соберусь с мыслями. Извините, сейчас разговорюсь. Итак, с самого начала. Я родился сорок два года назад в городе Москве, на улице… Да, я помню. На улице А. Эта улица находится в самом центре города. Моя мама… Я думаю, не будет никакого криминала, если я скажу, что моя мама всю жизнь проработала учительницей в школе, без уточнения предмета, который она преподавала. Мы жили в коммунальной квартире. Точнее, в двухкомнатной коммунальной квартире. Одна комната была очень большая, а другая очень маленькая, кухня же не большая, и не маленькая. Там помещались два стола и два шкафа с посудой. А если точнее, один буфет и один шкаф. Плита. Один холодильник, который был куплен в складчину. Я говорю о том, что было очень давно. О своем детстве. Мы с мамой жили в большой комнате, а в маленькой жила тетя… Без имен, я помню. В общем, тетя.
Он еще раз глубоко затянулся. Иван молчал, но взгляд его стал вдруг таким острым, словно он хотел пришпилить Сергея к спинке кресла. А тот продолжал:
— Что касается метража, у нас все было в порядке. На расширение мы не претендовали. Наша комната была очень большой. Около тридцати квадратных метров. Что вы так на меня смотрите? Да, бывают такие комнаты. В центре, в старых домах. Разумеется, нам с мамой хотелось жить в отдельной квартире. Забыл сказать: тетя была старше мамы ровно на десять лет, и у нее был сахарный диабет. Стыдно об этом говорить, но мы рассчитывали, что она умрет раньше, чем… В общем, вы меня поняли. А что такое двухкомнатная квартира в центре, вы все прекрасно знаете. Сколько это стоит. Мама, которая там родилась, в старом городе, ни за что не хотела переезжать. А тетя… Тетя болела, всю жизнь болела, она была одинока — ни мужа, ни детей. Одинокая, больная женщина… И мы с мамой оформили договор об опеке. В общем, не вдаваясь в подробности, такой договор, по которому мы за тетей ухаживаем, а ее комната потом, после ее смерти, отходит нам с мамой. Это отвратительно! — с чувством сказал вдруг он. — Отвратительно быть заинтересованным в чьей-то смерти! Тем более что эта женщина стала мне как родная! Мама работала, тянула семью в одиночку, ей приходилось заниматься репетиторством, подрабатывать. Ведь она так хотела дать мне хорошее образование. И дала. А тетя… В то время, как мама ходила по частным урокам, тетя разогревала мне еду, встречая из школы, а потом из института, штопала носки, гладила рубашки. И вот я должен был желать ей смерти! Отвратительно! — повторил он и достал из пачки еще одну сигарету.
— Но разве мы в этом виноваты? — робко сказала Лида. — Это жизнь, Которая ставит нас в такие… такие… — она замялась, — обстоятельства.
— Да, но мы должны оставаться людьми при любых обстоятельствах, — прикурив, сказал Сергей. — Извините, нервничаю. — И без всякой паузы: — Она умерла на день позже мамы.
— Кто умер? — переспросил Артур.
— Тетя. Тетя, которая болела сахарным диабетом, умерла на день позже женщины, которая считала себя абсолютно здоровой и не ходила по врачам до последнего. Я имею в виду маму. Когда она туда, наконец, пошла, было уже поздно. «Запущенная болезнь, ничего нельзя сделать», — так сказали врачи. Перед этим последние два года моей жизни были ужасными. Я давно уже понял, что надо заработать денег и купить, наконец, отдельную квартиру, не дожидаясь, пока маленькая комната освободится. Я давно это понял. И начал работать. Заработал. Много. Купил машину. Сначала одну, потом другую, более дорогую, потом… — Он осекся. — Когда у меня появились эти проклятые деньги, они обе стали болеть. Причем, так болеть, что я не мог уехать из квартиры. В доме постоянно толкался народ. Сиделки, врачи, медсестры, заботливые соседи. Тетя была очень общительной. К ней приходили старушки даже из соседних домов. Я старался как можно меньше времени проводить дома. Уходил рано, приезжал поздно. Оправдывал себя тем, что зарабатываю деньги.
— А почему же не съехал? — спросил вдруг Сева. — Если сиделки?