Фобия | Страница: 19

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Да, но я же всем этим распоряжаюсь. Так?

— Да.

— Я могу оформить?

— Так я и предполагал. Как ни старался Виктор и как я ни стараюсь теперь тебя защитить, ты все равно готова всех облагодетельствовать. Такой уж характер. Виктор это знал, потому и Марка не разрешил в твою квартиру постоянно прописать, и с отца твоего взял бумагу. Ты абсолютно беззащитна, девочка, рано или поздно ты можешь остаться ни с чем. Пойми, Марина, ты серьезно больна. Деньги — это единственная твоя защита от нищеты, от болезни, от всех проблем. Без них ты погибнешь. Ты не умеешь их зарабатывать, не умеешь жить как все, по средствам. А хочешь эти деньги просто раздать. Не Марк, так папа. Ну что он тебе? Много ты его видела в детстве? Но тогда он, по крайней мере, так не пил…

— Он что, пьет?

— Да, Марина.

— И… сильно?

— Его уволили за пьянку с работы.

— А он сказал, что сам ушел, потому что мало платят…

— Он тебе наговорит!

— Но если у меня так много всего, неужели же нельзя поделиться? Ведь я всего этого не проживу.

— У тебя могут быть дети, внуки.

— Нет.

— Ну, перестань, девочка! Перестань.

— Да-да. Я вспомнила.

— О чем?

— Так. Да, мне скоро нужны будут деньги. Много денег. Я могу на вас рассчитывать?

— Ну конечно!

— Вы ведь никогда не называли мне сумму, Федор Миронович.

— Еще рано.

— Но… Тысяч пятьдесят долларов? Могу я их получить?

— Зачем тебе такие большие деньги?

— Потом скажу.

— Марина, ты ничего от меня не скрываешь? Быть может, тебя шантажируют?

— Шантажируют? Кто?

— Ну, не знаю. Или мужчина?

— Что?

— У тебя появился мужчина? Кто он?

— Никого нет, Федор Миронович.

— А что с голосом? Хорошо, хорошо… Будь осторожна. А с драгоценностями очень умно получилось. Молодец!

— Я…

— Ну-ну. Лежи, отдыхай. Нога твоя скоро срастется, ты молодая.

— До свидания, Федор Миронович. Так, значит, с пенсией папе ничего не получится?

— Советую тебе раз и навсегда ему отказать. В конце концов, он поступил с тобой тогда, двенадцать лет назад, не совсем красиво. Как сейчас помню возню с этой квартирой. Короче, они с женой выписали тебя, и все. Тайно, ты об этом и не знала. И Виктор тебя не расстраивал, ничего не говорил. Но когда он узнал, то здорово рассердился и велел мне составить бумагу. Брату — ничего, никогда, ни при каких условиях. Да это и правильно. Согласись, что эти люди тебе не семья. У них к тебе теперь совершенно конкретный интерес: деньги.

— Да-да, я понимаю.

— Очень хорошо, что понимаешь. Я ему позвоню.

— Кому?

— Твоему отцу.

— Ой, может, не надо? Некрасиво получается.

— Зато правильно. Кстати, как твои дела?

— Какие дела?

— Капитан Севастьянов больше не беспокоит?

— А почему он должен меня беспокоить?

— Видишь ли, он человек упрямый. К тому же старой закалки. С молодыми-то просто договориться, сейчас и не такие дела прекращают либо за отсутствием состава преступления, либо за недостаточностью доказательств. До суда-то и не доходит. Кому надо? Следователи не дураки, все жить хотят, и жить хорошо. А этот Севастьянов упертый. Ну подумаешь, тормозной след вызывает сомнения! Это же мелочь, честное слово! У вас с ним не было никаких трений?

— Трений?

— В смысле конфликта? Ты ему не грубила?

— Вроде бы нет.

— Ничего такого не говорила?

— Такого?

— У него сын женился на богатой, да совсем после этого дорогу домой забыл.

— Откуда вы знаете?

— Слухи по городу ходят. Мол, Севастьянов-младший папу-мента очень стесняется, как женился, переехал в Москву, родителей в гости не зовет. Там, мол, в столице, большая родня. Повезло парнишке, а папа здорово рассердился.

— На кого?

— На богатых людей, особенно на женщин лет тридцати, вроде тебя. Сноха-то, говорят, сына его лет на семь старше, а может, и побольше. Да-а-а. История.

— А при чем здесь я?

— Видишь ли, Марина, тут личное. Сам-то по себе он простой опер, да в милиции давно работает, связи имеет. С прокурором старая дружба, вместе когда-то лямку тянули. Конечно, со следственной частью я могу договориться, да результаты экспертизы имеются. По их версии выходит, что Марка сначала убили, а потом уж машину с моста столкнули. Но доказать эту версию трудновато будет. Жаль, что машина правосудия уже запущена. Надо было раньше подсуетиться, да кто ж знал…

— О чем, Федор Миронович?

— Что это не дорожно-транспортное происшествие, а убийство, вот о чем. Если бы ты мне сразу рассказала…

— Я не могу. Не хочу.

— То-то и оно. Если бы все деньгами решалось, не было бы никаких проблем. А тут личное. Да-а-а. Попала ты в историю. Но ничего. Севастьянов теперь детектива твоего крутит, да тот мужик тертый, разговаривал я с ним.

— С Игорем Анатольевичем?

— С Игорем.

— Что он сказал?

— Что положено, то и сказал. Мол, в тот вечер выполнял поручение клиента. Одна проблема: в интересах клиента не может сказать, где именно был, кто свидетель. Но это мы как-нибудь утрясем. Свидетелей найти не проблема. Ты, Марина, не переживай.

— Тогда кто же убил Марка?

— Что?

— Кто убил Марка, Федор Миронович?

— Да ты, девочка, в своем ли уме?

— Не знаю.

— Может, тебе на время в клинику лечь? Это лучший вариант.

— Я не хочу. Не могу.

— Почему?

— …

— Да все ли с тобой в порядке?

— До свидания, Федор Миронович.

— Марина, нам серьезно надо поговорить.

— О чем?

— Теперь, после смерти Марка, ты осталась совсем одна. Не пора ли тебе вернуться домой, в Истру? Мы готовы стать тебе семьей.

— Мы?

— Ну да. Я, Полина Иосифовна, Мирон.

— Мирон?

— Мой сын. Ты его помнишь?

— Вроде да.

— Ну как же, Марина! Вы же почти ровесники! Он на три года только тебя младше.

— Ах, да… Что-то помню… Школа…

— Вот и приезжай. Посидите, чайку попьете, школу вспомните. Скоро и вечер встречи выпускников.