— Я все записал слово в слово. Как вы говорили. Да вы прочитайте.
— О, черт! Черт!
И драку приплели! Черт его дернул! Но кто знал, что к глазку в этот момент прилипла Алевтина Пуговкина? Если бы Нахрапьева не застрелили, все ограничилось бы сплетнями. Но им надо на кого-то повесить труп. О, черт!
Он, стиснув зубы, расписался в протоколе.
— Ну, вот видите, Руслан Олегович, как все легко и просто, — с удовлетворением сказал следователь. — И что вы, собственно, так разволновались? На днях мы проведем судебно-психиатрическую экспертизу гражданки Тимофеевой, которая наверняка признает ее невменяемой. Она ж память потеряла. Ей теперь лечиться надо. Долго лечиться.
— Но в сауне-то она была вменяемой, — со злостью напомнил он. Хотя понимал, что приговор «восемь лет условно» звучит нелепо.
— Сумасшедших, Руслан Олегович, не судят. Их отправляют на принудительное лечение. У нас в районе с этим все в порядке. Лечиться она будет долго, до полного и окончательного выздоровления, которое, я уверен, наступит не скоро. Если вообще наступит.
— Издеваешься, да? — догадался он.
— А нечего хамить, — злорадно сказал Романыч. — Посмотрим, как вы теперь погусарите, не прячась за широкой спиной следователя Мукаева, которому все сходило с рук. Как из табельного оружия будете по воронам палить, уважаемых людей в Нахаловке бить по лицу, в окна по ночам лазить. К чужим женам.
— Ба! Да ты завидуешь!
— Превратили Р-ск черт знает во что! А прокуратуру в балаган!
— Ладно, я посмотрю, как ты запоешь, когда тебе на голову свалится маньяк. Или у «уважаемого человека» из Нахаловки особо уважаемую тачку уведут. Прямо из-под уважаемого окна. И ты с ним будешь уважительно объясняться. Когда в балагане, как ты говоришь, показатели резко пойдут вниз.
— А вот этого вы не дождетесь. И вообще: допрос окончен, протокол подписан. Идите себе, продолжайте отдыхать. Вы же в отпуске. Я вас больше не задерживаю, Руслан Олегович. И дверью, пожалуйста, не хлопайте. Избавляйтесь от вредных привычек. Вам это пригодится, когда будете искать работу.
Дверью хлопать он не стал. Хотя настроение было испорчено. У них есть оружие и есть мотив. Леся ничего не может сделать, потому что ничего не помнит. Она не может сказать, что произошло в сауне и кто на самом деле застрелил Нахрапьева. Это должен выяснить он. Надо ехать в Москву. Опросить свидетелей. Тех самых сотрудников супермаркета, которые в тот день отдыхали в сауне.
А вдруг?
Вечер
— Я вижу, Алексей Петрович, что вы с энтузиазмом взялись за работу, — сказал он широкой спине Ладошкина, не отрывающего взгляда от монитора.
— А это занятно, — ответил тот экрану.
— Нашли что-нибудь интересное?
— Угу.
— Распечатайте, — кивнул он на принтер.
— Я пока только собираю информацию. Ее еще надо отсортировать и подготовить справку.
— Что ж. Не буду вам мешать.
Мешать Ладошкину он не будет. Есть занятия и поважнее. Вчера вечером он получил образец для сравнительной генетической экспертизы. Несколько волос Инны Александровны Мукаевой. Сегодня утром они были отправлены в лабораторию.
Недавно приехал врач, для того чтобы осмотреть Ольгу. Они сейчас в спальне на втором этаже. Настало время их побеспокоить. Закрыл дверь кабинета, в котором работал Ладошкин, и увидел, как по лестнице спускается врач. Спросил:
— Ну что с ней?
— Нервное и физическое истощение. Нужно нормальное питание, витамины. И никаких диет!
— А какой срок?
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду ее беременность.
— О чем это вы? И в помине нет!
— Вот как?
— Я выписал ей лекарства. Рецепт на столе. Пройдет время, и все наладится. Месяц-другой.
— Сколько я вам должен за визит? — Он полез в карман за деньгами.
Когда за врачом закрылась дверь, поднялся наверх, к Ольге. Она лежала на кровати, лицом к стене.
— Я могу с вами поговорить? — спросил он, плотно прикрыв дверь.
— Я устала…
— Понимаю. Но разговор серьезный.
— Оставьте меня в покое!
— Ведь вы не Ольга.
— Откуда вы знаете? — она резко села на кровати.
— Догадываюсь. У вас изменились привычки. И вы не беременны.
— Откуда известно, что Ольга беременна?
— Она неоднократно говорила об этом своему сожителю. Я имею в виду Ладошкина.
— Она от него беременна?
— Нет. Это другой человек. И мне теперь понятно, почему вы знаете его имя, отчество и как он выглядит. После того, как я съездил в Р-ск, — она вздрогнула, — я многое понял. Давайте поговорим откровенно. Я вижу, с вашей памятью не все так безнадежно. Та женщина, что была с вами в сауне, чувствует себя гораздо хуже. Оно и понятно. Она находилась там дольше. А вы выбежали практически сразу.
— Почему вы думаете, что я вас обманываю? — голые, без ресниц глаза смотрели на него настороженно.
— Если вы боитесь, что не сможете дать то, что нам нужно, то вы правильно боитесь. Вы ведь ничего не помните о «Стиксе», потому что вообще о нем не знаете. Но есть человек, которому вы дороги.
— Вот как? И кто это?
— Не припоминаете?
— Если честно, нет.
— Да это и не важно. Главное, что он есть. И нам он тоже пока нужен. Потому что у него есть ценная для нас информация. И по этой причине вы пока побудете здесь, в этом доме. Даже если вы и не Ольга. Леся, да?
— Ну, допустим.
— Я буду по-прежнему звать вас Ольгой. Этот разговор пока останется между нами. Ладошкину тоже ничего не говорите. Отзывайтесь на имя «Ольга» и ведите себя как прежде. Не припомните, кстати, как это случилось?
— Что случилось?
— Там, в сауне. Она на вас напала?
— Кажется. — Женщина наморщила лоб. — Кажется, я этого не ожидала. На какое-то время я отключилась. Меня привел в чувство ожог. Дикая боль.
— А почему она на вас напала?
— Я не знаю.
— Я, кажется, знаю. Ситуация для нее была критическая. Ей необходимо было исчезнуть, спрятаться. Потому что она была приговорена.
— Кем? — вздрогнула женщина.
— У нее есть вещь, которая ей не принадлежит.
— Этот… «Стикс», да?
— Запомнили?
— У меня же без конца об этом спрашивают! — пожаловалась женщина. — Но я ничего не помню! Не понимаю, чего от меня хотят!
— Успокойтесь. Больше не будут спрашивать.