– Вы все время заставляете меня делать то, что я делать не хочу, – и, набычившись, он в упор спросил: – Зачем?
– Если вы это поняли, я, похоже, теряю квалификацию. Это шутка. Ну? С чем вы ко мне пришли?
– Скажите, у вас есть паспорт?
Она расхохоталась:
– Хотите узнать, сколько мне лет?
– Я хочу узнать имя, фамилию, отчество.
– Да я вам и так скажу. Алина Вальман. Алина Александровна, если хотите.
– И все-таки, можно ваш паспорт?
– Да помилуйте! Вы что, собрались меня допрашивать по всем правилам?
– Я вовсе не собираюсь вас допрашивать. Допрашивать вас будут в прокуратуре.
– А вы не из прокуратуры?
– Я из милиции.
– Тогда представьтесь, пожалуйста.
Совсем мозги отшибло! Он должен был сделать это в первую очередь! Представиться и показать свое удостоверение!
– Старший оперуполномоченный Котяев. Андрей Митрофанович. Я сейчас покажу вам удостоверение, – он неловко полез в карман, наткнулся на пачку сигарет и отдернул руку, будто обжегся.
– Я не хочу удостоверение, – надула она алые губки. – Давайте так: я не показываю вам свой паспорт, и вы можете не показывать мне свое удостоверение. Идет?
– Нет, не идет.
– Почему? – взмах огромных ресниц.
– Потому что так не положено.
– Ну перестаньте. Капризничать – привилегия женщины.
– Я не капризничаю. Я просто делаю свою работу.
– Вот и делайте. Задавайте мне свои вопросы. Я умираю от любопытства: что же там случилось? Неужели кого-нибудь убили?
– А если и так? Вам не страшно?
– Нет, – улыбнулась она и... нежно посмотрела на мужеподобную привратницу. Та улыбнулась в ответ.
Он оторопел.
– Гена, нам не страшно? – напевно просила у привратницы (или кто она там?) хозяйка дома.
Вот оно что! Гена – это и есть мужеподобная особа! И все-таки: мужчина это или женщина? Существо молча пожало плечами, подошло к столу и налило полную рюмку водки. Ту самую рюмку, из которой пила Алина Вальман. Та спокойно на это смотрела и улыбалась.
– Я могу на нее положиться, – понизив голос, доверительно сказала ему Алина. – Гена надежно меня охраняет вот уже несколько лет.
И все-таки, женщина!
Гена точным, мужским жестом опрокинула рюмку водки. Закусывать не стала. Вообще, странно она себя вела. Не как прислуга, но и не как хозяйка. И даже не как подруга хозяйки. Принесла поднос с кухни, садиться не садилась, но водку налила без разрешения, выпила одна. Охрана, значит.
– Итак? – Алина Вальман смотрела на него с улыбкой. – Что же у нас случилось?
Он сдался. Да на кой ее паспорт? Достаточно просто посмотреть на Алину Вальман, и воображение мигом дорисует остальное. Не надо опускать ее с небес на землю. Ну не надо. Пара вопросов, и он отсюда уходит. Ответы известны заранее. Хотя... Эта женщина непредсказуема. Ее лицо меняется каждую минуту. Нет, каждую секунду. Есть такие лица, вся красота которых не в правильных чертах, а в постоянном движении, в мимике, в игре тени и света, которая делает его то дурным, то невообразимо прекрасным. На это хочется смотреть, не отрываясь. Он и смотрел. Кажется, она это знала, и, как и голосом, владела своим лицом в совершенстве. Все остальное довершала косметика, со вкусом подобранные украшения и одежда известных торговых марок, которую она выбирала для себя безошибочно, только то, что идет. Кажется, она была невысокого роста, но в обуви на высоком каблуке, даже у себя дома; ноги скрывали легкие светлые брюки, талию – полупрозрачное одеяние свободного покроя.
– Недалеко от вашего дома найден труп. Вот этот парень... – он полез в карман, достал фотографию, – говорят, заходил сюда.
Он положил на стол фотографию, чтобы не передавать ее из рук в руки. Более тесного контакта с Алиной Вальман не хотелось. То есть, его подсознание (согласно Эдику Мотало) страстно этого жаждало, но инстинкт самосохранения был начеку. Внутренний голос советовал Андрюхе Котяеву держаться от этой женщины подальше.
Она взяла со стола фотографию, мельком на нее глянула, потом протянула стоящей рядом женщине:
– Гена, как? Кажется, мы его здесь видели?
– Да, – кивнула та. – Он копал сточную канаву.
И вернула фотографию Алине. Та положила ее на стол и пояснила ему:
– Дом у меня небольшой, поэтому прислуга приходящая. Здесь постоянно живем только мы с Геной. По будням приходит садовник, два рада в неделю домработница. Еще есть кухарка, но ее услугами я пользуюсь не каждый день. Иногда ужинаю в городе, в ресторане. Или в гостях, – быстрых взмах ресниц, еле уловимая улыбка. – У меня много знакомых, среди них много мужчин. Я часто уезжаю, у меня, кроме загородного дома, есть пентхаус в Москве, я там бываю, а в холодное время года живу за границей. У меня там есть пара домов. Во Франции, на побережье, и... Впрочем, я отвлеклась. Я только хотела сказать, что для мелких хозяйственных работ нанимаю людей случайных. Через Гену, разумеется. Этим летом много дождей. Мои газоны в ужасном состоянии, вот я и попросила Гену что-то с этим сделать. Она пошла на ближайшую стройку и... Этот мальчик делал дренаж на участке.
– Копал сточную канаву? – уточнил он.
– Именно, – кивнула Алина Вальман. – Это все?
«Мальчик», – подумал он. – «Сколько же ей лет? Ване Курехину было двадцать четыре. Да лет тридцать, похоже. Или... Неужто больше? Да нет. Не может быть».
– Сколько вы ему заплатили?
Она смутилась. Он слегка напрягся. Что это? Легенду до конца не отработали? Или она не любит говорить о деньгах? Выводы делать преждевременно.
– Гена, сколько? – беспомощно посмотрела Алина Вальман на телохранительницу.
– Тысячу, – ответила та.
– Тысячу рублей? – уточнил он.
– Это много или мало? – с улыбкой спросила Алина, которая уже пришла в себя. – Извините, я живу другой жизнью и не всегда могу предсказать реакцию людей не моего круга, упоминая ту или иную сумму денег. Поэтому стараюсь о них не говорить.
– Я строителей не нанимаю, – резко ответил он. – Разве что мать. Соседа дядю Колю за бутылку водки.
– Выходит, я переплатила? – наивно спросила Алина. – Гена, слышишь? Мы переплатили! Скажите, а какую водку берут строители? Я в этом, если честно, не разбираюсь.
– Сорок градусов, – мрачно сказал он. – Можно самогон.
– Гена, у нас есть самогон?
Та пожала плечами.
– А где он продается? – спросила у него Алина Вальман.
Терпение его кончилось. Он встал, засунул в карман фотографию и сурово сказал: