Это было так больно, но в то же время так здорово! Ни единой минуты своих нынешних мучений он не отдал бы за долгие дни прежних быстрых побед. Потому что после того, как он добивался очередную женщину, время до расставания тянулось для него бесконечно. Но Аля… Аля – это другое. С ней он хотел быть всегда. Всю свою жизнь. Это, без сомнения, была любовь, о которой до появления Али в их с Тумановым жизни он говорил с презрением.
И вот свершилось! Они наконец-то назначили дату свадьбы! Пусть до нее еще далеко, надо полгода выдержать траур. Но Аля все-таки решилась. И сумела уговорить родителей Туманова. Он так убедительно расписывал Сашкины страдания, что Аля сломалась и была не менее убедительна, уговаривая Ирину Витальевну и Игоря Александровича. Слава тебе! Аминь! На семейном совете было решено прекратить мучения Александра. Надо сказать, это было нетрудно, Ирина Витальевна уже была на пределе. Она последний год тяжело болела и всерьез готовилась встретиться с единственным сыном на небесах. Туманов-старший держался чуть более стойко, но его выдавал взгляд, тусклый, ко всему равнодушный, подолгу останавливающийся на каком-нибудь предмете, из разряда неодушевленных. На людей, в том числе и на свою жену, он старался не смотреть, а если такое случалось, тут же пугался и отводил взгляд.
А когда все наконец решилось, сколько людей вздохнули свободно! С огромным облегчением! Ну разве он, Евгений Орлов, не молодец?
– Неужели Сашка умер? Сам? – гадал Орлов, спускаясь в лифте со своего седьмого неба. Так он в шутку звал принадлежащий ему роскошный пентхаус в высотке на «Соколе».
– Доброе утро, Евгений Иванович! – взяла под козырек охрана.
– Доброе, – буркнул он, торопливо сбегая по ступенькам.
Доброе ли? Об этом станет известно в больнице.
– Что тут у вас случилось? – спросил он у дежурной медсестры, решительно входя в отделение.
Та отвела глаза и заметалась. Сколько ты денег огребла за эти три года, курица! Сколько подарков, подарочков и подарищ! Одних шоколадных конфет тебе скормил – на сто задниц хватит, чтобы слиплись! А ты ничего, слопала. Сидишь на своей ровно. И теперь молчишь. Не знаешь, что сказать. Мозгами пошевели, не только же челюстями работать и глоткой. Пищеводом. Анальным отверстием.
– Сиди, я сам дорогу найду. – Он глянул на бейдж и добавил: – Таня.
Все время забывает их имена. Секретарши в приемных, хостес в ресторанах, менеджеры в отелях, медсестры в платных поликлиниках, – у всех одни мозги. Куриные. Порода, что ли, такая? Ни на что другое не способны. Не обращая больше никакого внимания на перепуганную девушку, он решительно зашагал к VIP-палате.
Дверь была приоткрыта. Он так же стремительно прошел через холл, мельком бросив взгляд в огромное, во всю стену, зеркало (порядок!), и замер в дверях. Палата была пуста! Безжизненно глядела на него аппаратура, рядом с кроватью стояла пустая капельница, на стуле валялся мятый белый халат.
– Умер.
Он почувствовал облегчение. Отмучился Туманов. Все отмучились. Евгений медленно подошел к окну и поднял жалюзи: над городом торжественно вставало огненное солнце, в лучах которого постепенно оживали яркие краски конца сентября. Под окнами палаты, подняв золотую голову, встречал рассвет юный клен. Орлов и сам невольно залюбовался зрелищем и вздрогнул, когда услышал взволнованный голос человека, с которым недавно говорил по телефону:
– Евгений Иванович! Вот вы где! Мне сказали, что вы приехали!
– Его родителям звонили? – деловито спросил он. Похороны формального главы огромного холдинга – вещь ответственная. Это надо сделать красиво и по всем правилам. Перво-наперво, траурную ленту на Сашкин парадный портрет…
– Нет, вам первому, – прервал его сладкие мечты Земнухов. – Ирина Витальевна очень больна…
– Извините, как вас..?
– Олег Петрович.
– Вы все сделали правильно, Олег Петрович. Его родителям лучше узнать печальную новость от меня. Я в этой компании человек с самыми крепкими нервами. Вы поступили верно, что первому позвонили мне!
– Так ведь только вы можете отдать распоряжение службе безопасности!
– Вы о чем? – слегка напрягся Орлов.
– Видите ли… – Олег Петрович замялся. – В этом есть и моя вина, но я никак не ожидал, что он проявит такую прыть. Ведь еще вчера он был в коме…
– Вы о чем? – хрипло повторил Орлов. – А разве Туманов не… – он посмотрел на пустую кровать, – не в морге?
– Какой там морг! Он сбежал!
– Он… что?!
– Сбежал! Сбежал из больницы! Из-под наблюдения врачей!
– Так. Спокойно.
– Вы лучше сядьте, Евгений Иванович.
Орлов, стараясь держать себя в руках, медленно опустился на подоконник. Солнце жарило в спину, и он, все больше раздражаясь, попытался закрыть жалюзи. Руки не слушались, он пару раз рванул за шнурок, до крови ободрал ладонь и выругался:
– Черт! Спокойнее!
Палата наконец погрузилась в спасительные сумерки.
– Рассказывайте: что случилось? – скомандовал он Земнухову.
– Это было вчера, – волнуясь, заговорил тот. – Если точнее, вчера после ужина. Я делал вечерний обход перед тем, как уйти домой. Я пишу докторскую, поэтому задерживаюсь в больнице часов до девяти. Дома, знаете ли, трудно работать: жена, дети. Леша, студент-старшекурсник, мне помогает.
– Подробности можно опустить, – поморщился Орлов. – К черту Лешу! Переходите сразу к Туманову!
– Я вошел в палату и сразу обратил внимание на то, что приборы фиксируют активную работу мозга. Его, видимо, что-то взволновало. Ведь это вы были у него вчера после обеда. О чем вы с ним говорили?
– Не обо мне сейчас! Что ОН?
– Я вдруг заметил, что пальцы его левой руки шевельнулись. А потом…
– Что потом? – резко спросил Орлов.
– Потом он открыл глаза.
– Вы меня разыгрываете. – Орлов встал, потом сел. Потом опять встал. – Консилиум авторитетных врачей сутки назад дал заключение о том, что его мозг мертв. Туманов безнадежен, – отрезал он.
– Видимо, они ошиблись, – улыбнулся Земнухов. – И вы тоже.
– Ошиблись?!
– Я попытаюсь вам объяснить, – побагровел Олег Петрович.
– Ну попытайтесь, – усмехнулся он.
– Не все так просто. Да, он очнулся, но… Я потому и не позвонил сразу. У Туманова есть воспоминания о тех трех годах, что он провел в коме, но эти воспоминания, мягко говоря, странные.
– С этого момента поподробнее.
– Александр Игоревич знает все.
Орлов невольно вздрогнул:
– Что: все?
– Все – это значит все. Он знает о наследстве. О ресторанах и торговых центрах, доставшихся ему от дяди, даже о том, что дела идут плохо. Что холдинг кругом в долгах. Знает о том, что вы женитесь на его невесте. – Земнухов запнулся. – Я хотел сказать: бывшей невесте. И о том, что его собирались отключить от аппаратуры. То есть Александр Игоревич ничего не знал об аппаратуре, пока он был в глубокой коме, его воображение рисовало ему песочные часы, которые стремительно сокращали время его жизни. Занятно, да? – Олег Петрович поправил очки, сползшие на взмокший от волнения кончик носа.