— Да кто тебя знает? Ты — женщина со странностями. Как, впрочем, и все талантливые люди. Спасет тебе жизнь этакое чудовище — ты и повесишься ему на шею. Ах, как я тебе благодарна! Так и проживешь с ним двадцать лет из благодарности.
— Дере! Что ты несешь!
К ним уже шел Давид. А из сада — Сеси. Вид у него был неважный.
— Чует кошка, чье мясо съела, — прошипел Альберт Валерианович.
— Уехали, — успокоил юношу Давид.
— Мне-то что? — пробормотал Сеси и торопливо прошел в дом.
Маргарита задумчиво смотрела ему вслед.
Вечером они с Давидом сидели в саду. Она любовалась на закат, он разглядывал окна соседнего дома. И тут она вспомнила о бумагах, переданных ему Дроздовым.
— Давид?
— Да, Маргарита Ивановна?
— Что тебе передал Дроздов?
— Ответ на мой запрос. Я интересовался вашим соседом.
— И что?
— Пока ничего. Не пойман — не вор. Нужны доказательства. Записки пропали — вот что плохо. Как определить состав преступления за отсутствием улик? С ваших слов? Видимо, преступник законы знает. И подстраховался.
— А как же покушение? Разве он себя не выдал? Даже оружие оставил! Вот это улика так улика! Что там записки!
— «ТТ-33», — задумчиво сказал Давид. — Откуда? Вообще-то оружие — не проблема. Им торгуют из-под полы на вернисажах, к примеру, в Измайлове. Все точки я знаю. И людей, которые этим занимаются, тоже. По их словам, достать пистолет «ТТ» российского производства в последние годы стало проблемой. Сейчас продают стволы, собранные в Венгрии, Польше, Югославии. Я справлялся у Дроздова. Этот «ТТ» нашей, отечественной сборки.
— Ну и что?
— Ваш муж никогда не интересовался оружием, Маргарита Ивановна?
— Дере? Я сомневаюсь, умеет ли он стрелять!
— На вид он человек спортивный, — задумчиво сказал Давид. — Должно быть, в юности был хорошим спортсменом?
— Как ты догадался? Первый разряд по плаванию. Хотя когда это было… Да, Алик следит за своим здоровьем. Бегает по утрам, делает какие-то упражнения.
— Вот и я говорю: в порядке. И с координацией, и с реакцией. Альберт Валерианович жить хочет долго. Пищу прожевывает тщательно, по утрам двадцать раз приседает, столько же подпрыгивает. И денег ему надо много, раз помирать не скоро. Симонов, конечно, покрепче. Потому что моложе и железо тягает. В форме хочет быть, чтобы бабам нравиться, — усмехнулся Давид. — Выходит, у каждого из них свой интерес, но идут они одним путем. Но как быть с оружием? Я подумал было, что этот пистолет хранился у убийцы давно. Лет пять, не меньше. А Симонов-то пацан! Пять лет назад он еще в школе учился!
— Ему двадцать четыре. Недавно исполнилось.
Она с сожалением вспомнила, что валялась в это время в больнице. Хорошо хоть подарок купила заранее — машину.
— Вот и я говорю: пацан. Пять лет — это минимум! Семь, десять. Сколько тогда было Симонову? И где он был?
— В тысяче километров отсюда, — задумчиво сказала она.
— То-то и оно. Информацию я соберу. Но боюсь, за последние несколько месяцев пистолет «ТТ» отечественной сборки не уходил.
— Так тебе и сказали! — Она невольно улыбнулась.
— Хотите верьте, хотите нет. — Давид пожал плечами. — Интуиция редко меня подводит.
Вечером, за ужином, Альберт Валерианович возмущенно воскликнул:
— Где моя любимая чашка?!
— Я ее разбила, — сказала она, переглянувшись с Давидом.
— Все у тебя из рук валится, — буркнул Дере.
— Похоже, сегодня утром немало посуды побилось, — криво улыбнулся Сеси. — Вы с ментами чашками друг в друга кидались?
— Это я виноват, — вмешался Давид. — Разбил. В отличие от тебя, мыть посуду я не умею. Не мое призвание.
Сеси надулся, но промолчал. Альберт Валерианович откровенно обрадовался: впервые Давид позволил себе прямой выпад в сторону Сеси. Дере понял, что у него появился союзник. «Дни щенка в этом доме сочтены», — прочитала во взгляде мужа, которого знала, как свои пять пальцев, Маргарита. Вопрос о чашках был закрыт. Остаток вечера прошел более или менее спокойно.
А в среду они поехали на похороны Клары. Сеси остался дома, сославшись на то, что недостаточно хорошо знал покойную. А раз там будут только свои…
— Понятно, — хмыкнул Дере. — А говорят, убийцу тянет на место преступления!
Сеси бросил на него злой взгляд. И все-таки остался дома. Давид, разумеется, поехал с ними. Альберт Валерианович вел машину, Маргарита расположилась на заднем сиденье, Давид по левую руку от нее. Ехали молча. Жара наконец спала, накрапывал дождь.
На кладбище ей стало плохо. Заныло плечо, навалилась тоска. Поддерживаемая с одной стороны мужем, с другой Давидом, она с трудом дошла до машины.
— Не надо было ехать, — зудел Дере. — Я говорил. Ты еще слаба. Я бы и один справился.
Но она не могла не повидать Платона и Алю, не сказать им слов соболезнования. Им и родителям Клары. Ее отец бросал на зятя недобрые взгляды, мать тихо плакала. Она хорошо знала обоих: интеллигентные люди пенсионного возраста. Она сидит дома, он вроде бы работает. Однако где? Клара о родителях не рассказывала. Отмахивалась: все в порядке. Болеют, а кто в их возрасте не болеет? Маргарита отметила, что Клара была похожа на мать. Те же огромные карие глаза, сухощавое телосложение, узкие ступни.
Крестница Аля выглядела напуганной. И Маргариты явно сторонилась.
— Это дочь Гатиной? — тихо спросил Давид.
Она кивнула.
— И чего вы с ней не поделили? Или… кого?
— Как ты догадался?
— Мне кажется, она вас ненавидит.
Пришлось рассказать историю Али. Когда машина тронулась, она поведала о том, как Клара расстроила брак единственной дочери. Давид слушал внимательно. Дере тоже. Они ехали с кладбища в загородный дом Гатиных, Маргарита на этом настояла. Дере пытался жену отговорить, а Давид, напротив, не возражал. Она догадалась, что телохранитель хочет осмотреть место происшествия.
— Значит, она вам угрожала? — уточнил Давид, когда она окончила свой рассказ.
— Она же девочка!
— У всякой девочки есть мальчик. Тем более -у такой хорошенькой.
— Она любит Сеси!
— Это не мешает. Можно одного любить, а другого использовать.
— Я вижу, ты хорошо знаешь женщин, — заметил Дере.
Судя по тому, как почернело лицо Давида, Альберт Валерианович попал в точку. В любовных делах жены Дере обладал потрясающей интуицией. Своих соперников он безошибочно бил в больное место. Вот и сейчас — попал. «Одного любить, другого использовать». Давид сам не заметил, как проговорился.