— Выходит, все-таки Сеси? У кого было больше причин ненавидеть Клару?
— Вот почему она так испугалась. Не за тебя. За себя. И в милицию не пошла.
— Но почему? Давид? Почему?!!
— Этот человек был ей еще нужен. Она не хотела сдавать его так сразу. Хотела поторговаться. Но торги не состоялись. Или… состоялись. Хотел бы я знать, о чем они говорили до того, как началась драка за пистолет!
— Что же нам теперь делать?
— Я знаю что. Все решится завтра. Я созвонюсь с Дроздовым. Мы поедем на следственный эксперимент.
— Как-как?
— Привезут Симонова. Вы с Дере будете присутствовать в качестве понятых. И я как охранник. Человек маленький, незаметный. — Она невольно усмехнулась: маленький! — Дроздов с Мишкой Черных, следователь, оператор с видеокамерой. Симонов расскажет, как все было.
— Давид, это он убил?
— Это сделал очень умный, хитрый и расчетливый человек, — уклончиво сказал Давид. — Он умно использовал историю с записками. И все подумали: покушались на Маргариту Мун, а Гатину убили, потому что она свидетельница. Убийца все рассчитал. Он тоже за тебя спрятался. Он…
— Эй! Есть кто в доме? Дуся? Давид? — услыщали они голос Альберта Валериановича.
— Дере! — Она невольно вздрогнула. — Приехал!
— Приехал, — оскалился Давид. — Не хочет надолго оставлять нас одних.
— Я спущусь вниз. Мы ему расскажем? — Она выразительно посмотрела в сторону растерзанной кровати. На подушке валялась уродливая шляпа, похожая на ядовитый гриб огромных размеров.
— А разве это можно скрыть? — Давид усмехнулся. — Расскажем!
— Где вы?
Дере поднимался по лестнице. Они с Давидом переглянулись и не тронулись с места. Дверь спальни открылась.
— Что здесь происходит? — Взгляд Альберта Валериановича уперся в разобранную кровать. Шляпы он словно не замечал. — Вы-ы-ы… С ним… Здесь… В спальне? А? Дуся? Как?
— Представляешь, — наигранно бодрым голосом заговорила она. — Мы с Давидом подъезжаем к дому, и он вдруг замечает, что в моей спальне горит ночник. То есть окна светятся. Мы оставили машину за воротами, бесшумно вошли в дом, поднялись по лестнице и застали его в спальне!
— Кого «его»? — еле выдавил бледный от волнения Дере, который все еще не мог оторвать взгляда от смятых простыней, на которых виднелись подозрительные пятна.
— Маньяка!
Она указала на шляпу, а Давид предъявил Альберту Валериановичу цифровой фотоаппарат, одновременно пояснив:
— Вот здесь, на кассете, фотографии. История с записками окончена. Маньяк, преследовавший вашу жену, Альберт Валерианович, установлен.
— Маньяк? Какой маньяк? Ах, это! Маньяк! — с облегчением вздохнул Дере. И завопил: — Он что, опять?!! Проник в твою спальню?!!
— Да. Алик, я не могу здесь ночевать сегодня. Ты понимаешь.
— Конечно, конечно, — засуетился Дере. — Я все поменяю и постираю.
— Вы даже не спросите, кто он? — Давид приподнял бровь.
— Да, кто он? — спохватился Альберт Валерианович.
— Карл Янович, сосед, — пояснила она. — Ты же видишь: шляпа!
— Шляпа? Где? Ну и что?
— Алик! Лимбо разбил наш сосед! И записки с угрозами подбрасывал он!
— Как сосед? Что ты имеешь в виду?
— Позвольте я объясню, — вызвался Давид. -Тут штука тонкая, психология. Он неудавшийся художник — это раз. Отсюда профессиональная зависть. Сделал карьеру в банке, а душа другого просит. Можно сказать, поет. А на холсте все тот же счетовод. — Дере при этих словах вздрогнул. Она бросила на Давида внимательный взгляд: нарочно? Тот невозмутимо продолжал: -Ну и папа-скульптор, должно быть, подначивал. У того вообще старческий маразм. Сынок и завелся… С женщинами проблемы — это два. Ненависть-любовь. Он и себя, должно быть, ненавидит за то, что при виде, как он выражается, «мерзости» в душе поднимается буря чувств. Желание сперва овладеть ею, а потом уничтожить.
— Да ты поэт, — усмехнулся Дере. — Подумать только! Секьюрити, а «душа поет»! Только вместо серенады выходит строевая. Ать-два!
Отомстил за счетовода.
Она подумала, что Давид его сейчас убьет. Он же ненавидит слово «секьюрити». И поспешно подошла к мужу, обняла здоровой рукой. Защитила.
— Алик, я очень устала. Ты даже не представляешь, как! Ноги гудят, плечо ноет.
— Да, но надо же что-то делать? Где этот… э-э-э…
— Карл Янович сбежал.
— Как сбежал? Почему сбежал? — Дере оторопел. — И ты его упустил?!
Альберт Валерианович гневно смотрел на Давида.
— Да. Была перестрелка. У меня раньше кончились патроны. И он ушел. Огородами.
— Это шутка, да? — Дере наморщил лоб. — Дуся? Это что, шутка?
— Ну конечно, Алик. Конечно шутка. Я так решила. Не хочу поднимать шума в прессе. Опять ведь будет скандал. Я уже от этого устала. Честное слово. Если он еще раз появится на нашем пути, мы сдадим его в милицию. Тем более — есть фотографии и диктофонная запись. Не это сейчас важно.
— Как? А что? Что, по-твоему, важно?
— Кто убил Клару.
— И так ясно: щенок.
— Завтра мы поедем на следственный эксперимент, — сказал Давид. — В особняк Гатиных. И Симонов нам расскажет и покажет: как, за что, при каких обстоятельствах он убил гражданку Гатину Клару… Как ее отчество?
— Я не поеду! — возмутился Дере. — Я-то там с какого боку?
— Алик, мы едем в качестве понятых, — мягко сказала она и даже прижалась к нему.
— Не поеду! И ты не поедешь! Ты себя плохо чувствуешь!
— Алик, надо.
— Да какого черта! — Дере отодвинулся. — Что за бред?
— Алик!
— Я не поеду! Не поеду!!!
— Похоже, Альберт Валерианович, что вы боитесь, — медленно сказал Давид. И ей: — Тебе так не кажется?
— С какой стати он тебе тыкает! — возмутился Дере. — Моей жене!
— Алик! Успокойся!
— А может, и не маньяк? — Альберт Валерианович с усмешкой посмотрел на постельное белье с подозрительными пятнами. — Может, это вы с ним резвились? Моя жена с охранником? Докатилась! Шлюха! По рукам пошла!
Она не выдержала и влепила ему пощечину. Первый раз в жизни, да еще левой рукой! Получилось не очень хорошо: не звонко и некрасиво.
— Ведешь себя как баба! — добавила на словах. -Что за истерика? Поедешь!
— Дуся… — заскулил Дере. — Дуся, зачем ты так? Я старался… Весь вечер. Ты еще не знаешь, какой контракт я для тебя выбил.
— О контрактах поговорим после. А завтра мы едем к Гатиным. Постели нам… В гостиной на первом этаже. Нам с тобой, — зачем-то добавила она.