«А хорошо, что у нас нет детей», — подумал он, выходя из автобуса. Это уже было предательство.
…Дома Светлана все так же смотрела телевизор. На столе стоял букет цветов.
— Откуда? — равнодушно спросил Дмитрий.
— Мужчина подарил.
— Хорошо, что не женщина. Я бы насторожился.
Ревности он не почувствовал, ибо рыльце и у самого было в пушку, а Светка, похоже, разозлилась. Он вытащил из кармана деньги и отдал жене три стодолларовые купюры со словами:
— Надеюсь, теперь меня будут хотя бы кормить.
— Глазов, откуда? — сразу встрепенулась она.
— Сколько раз просил не называть меня по фамилии?!
— Ладно, ладно, Димуля, прелесть моя… Жена защебетала, засуетилась. Полетела на кухню, достала из заначки марочное вино. Бутылка была початой, отчего Глазов заподозрил, что Светлана тайком от него прикладывается к спиртному. Ее поведение было ему противно. Воспитывает, значит. Муж принес деньги! Все как в лучших домах! Вот ведьма!
Но вино он пил, а потом предательски спал с ней, ибо был допущен к телу. Но сегодня ему хотелось женщину, и, в конце концов, он честно это заработал. Любовь получилась паршивая, то есть фальшивая. Глазов чувствовал, что Светка притворяется. Спрашивается, за каким чертом ей это нужно, изображать страсть?
Этих женщин невозможно понять. И думает при этом, что самая умная! Так кто кого обманул?
…На следующий день он вплотную занялся писателем Акимом Шевалье. Пришлось навести справки через Аркашу Мельникова. Узнав, что Шумова заявление заберет, тот охотно оказал услугу и попросил о встрече. Глазов понял: не случайно. Мельников просто так ничего не делает.
Первым делом Дмитрий выяснил, где сейчас находится мать Акима Шевалье и что стало с семьей писателя. Ведь он был женат, имел ребенка. Оказалось, что его единственная дочь живет с бабушкой в хорошей трехкомнатной квартире, купленной еще при жизни писателя. Ни Маргарита Эдуардовна, ни Зоечка Шевалье в деньгах не нуждались. Писателя охотно переиздавали, ибо он теперь считался классиком жанра. Да и на счету в банке после его смерти кое-что было. Кто бы сомневался! Глазов решил представиться корреспондентом. Авось повезет. Удостоверения у него теперь не было, да и не часто откровенничают с сотрудниками милиции, увы! Это он знал по горькому опыту.
Итак, «корреспондент» Дмитрий Глазов отправился на задание. Кроме мамы писателя и его тринадцатилетней дочери, в квартире находилась женщина средних лет, которая и открыла Глазову дверь. Он оценил ее как домработницу, или помощницу по хозяйству, как анонсируют нынче в. газетных объявлениях подобный род услуг. «Приглашаю помощницу по хозяйству…» Матери Акима Шевалье повезло. Ее домработница выглядела достойно.
Оглядевшись в прихожей, Дмитрий представился и сказал, по какому делу пришел. Мол, собирает материал для большой газетной статьи. О нем тут же доложили, и надменная пожилая дама в платье, похожем на халат, но со старинной брошью, украсившей ворот, выплыла из большой комнаты. Она улыбалась со всей сердечностью, но Глазов неожиданно почувствовал, что мерзнет.
На даме был сиреневый парик, а на ее носу красовалась огромная бородавка. Тронув ее указательным пальцем, дама сладко пропела:
— Ах, как я рада, уважаемый, что моего сына еще помнят! Я всегда говорила ему: Аким, ты должен писать. Работать целыми днями, непременно работать, и когда-нибудь тебя оценят по достоинству и поймут. Я хочу с вами проконсультироваться, уважаемый. Дело в том, — она таинственно понизила голос, — дело в том, что я пишу книгу о своем сыне. Уже несколько лет. Воспоминания. И мне просто необходима консультация специалиста, человека, так сказать, определенного уровня начитанности. Прошу вас в зал.
Говоря все это, Маргарита Эдуардовна энергично проталкивала Глазова по длинному коридору. На стенах он увидел какие-то странные рисунки. Вихри каракуль, в которых запутались несколько нот. Фейерверки черточек и точек, разноцветные потоки краски…
— Что это? — не удержался от вопроса Дмитрий.
— Акиша рисовал музыку. Его жена складывала эти рисунки на антресоли. Я их потом нашла и сохранила. Она была ужасна.
— Кто, антресоль?
— Моя невестка. Сюда, пожалуйста.
Глазов прошел в большую комнату. По правде говоря, он так и не понял, куда попал. В квартиру? Вряд ли! Этот дом был превращен в музей Акима Шевалье. На стенах — фотографии Акима Шевалье. На полках — книги Акима Шевалье. Все издания, и прижизненные, и посмертные. Вокруг — вещи, принадлежащие покойному Акиму Шевалье. Ковер, по которому он ходил, стол, за которым работал.
— А его отец? — спросил Глазов, с осторожностью присаживаясь на краешек дивана. Не дай бог чего-нибудь задеть и разбить!
— О, его отец — потомок старинного рода, — дама опустилась в глубокое кресло. — Отсюда и наша необычная фамилия. Акишу долго уговаривали взять псевдоним. Предлагали на выбор несколько звучных имен и фамилий. Но мой сын был человеком чрезвычайно благородным. Чрезвычайно. Он настоял, и знаете…
Глазов смотрел на ее фиолетовый всклокоченный парик и почти не слышал размеренную, надменную речь. Колоритная дама! Только когда Маргарита Эдуардовна начала показывать семейные альбомы, очнулся. В прочитанных Глазовым книгах имелись фотографии писателя. Маленькие, тусклые, невзрачные. Теперь он предстал перед Дмитрием крупным планом и во весь рост. Довольно-таки приятный парень. Брюнет. А глаза светлые, на цветных фотографиях голубые. Правильное лицо. Дамочки, должно быть, это ценили.
— …а потом выяснилось, что у него связь с другой женщиной. Первая любовь, знаете ли. Выскочила замуж за военного и уехала куда-то в тайгу.
— У кого связь, простите?
— Ну вы же спросили про отца Акима. Так мы его потом не допустили к славе.
— К чему? — Глазов подумал, что ослышался.
— К славе, — гордо повторила Маргарита Эдуардовна. — Акиша же прославился. Когда я выгнала Федора, ему было только десять лет.
— За что выгнали?
— Я узнала, что у мужа есть вторая семья. С той первой любовью, которая сбежала.
— Где семья? В тайге?
— Нет, что вы! Кто сможет жить в тайге? Она, разумеется, вскоре бросила своего офицера и вернулась к родителям, в Москву. Только это не для газеты. В книге я, конечно, обо всем подробно написала.
— Это вы его так назвали: Аким? Она поджала губы:
— Это глупая семейная традиция. Почему-то все Шевалье были либо Федорами, либо Акимами.
— Вы тоже из дворян?
— Я? — Маргарита Эдуардовна сразу замялась и зарумянилась. — Видите ли… Почти… Но это к делу не относится.
Судя по именам, Глазов скорей подумал бы, что это она родилась в семье потомственных дворян, а не человек с неблагозвучным, по ее мнению, именем Федор. Похоже, что Федор Акимович Шевалье своего происхождения не афишировал, и его сын, Аким Федорович Шевалье, тоже. Зато мать старалась за обоих.