– Достаточно откровенно. И жестоко, – призналась Алиса. – И к какому выводу вы пришли?
– Пока не знаю. Но ударить его лампой могла и женщина. Для этого не обязательно обладать большой силой. Как вы узнали, что я нахожусь в ресторане?
– Мы с Ираклием спустились к вашему номеру. Позвонили. Но нам никто не ответил. Тогда он решил, что вы обедаете. Он спустился вниз и увидел вас в ресторане. После чего поднялся и сообщил мне. Тогда я спустилась и нашла вас в холле. Вас трудно с кем-то спутать, он мне хорошо вас описал. Вы, по-моему, были самым заметным мужчиной в холле.
– Вы поговорили с дочерью?
– Да. Она сказала, что вам известна какая-то тайна, которую вы не можете ей рассказать. Я уже понимала, в чем дело, но не хотела верить до самого конца, что он мог такое рассказать. Очевидно, мы действительно плохо знали друг друга.
– Он очень переживал.
– Не верю. Он переживал не из-за меня. Его волновало собственное самолюбие. Возобновившаяся связь с Инной, опасение, что об этом узнает Павел. Возможно, наш конфуз. Допускаю, что ему не понравилась наша встреча, не каждый нормальный мужчина может подобное вынести.
– Он и не вынес.
– Неправда. Он как раз вынес все. Душевные страдания не помешали ему у меня на глазах заниматься любовью с Инной. Какое гадкое словосочетание «заниматься любовью». Разве любовью можно «заниматься»? Это сексом можно заниматься, а любовь можно творить. Хотя о чем я говорю. Разве у свингеров могут быть такие понятия, как любовь или честь?
– Мне всегда казалось, что это добровольный выбор каждого. И каждой пары. Хотя понимаю, что подобные отношения могут просто разрушить семью.
– Нет, – возразила она, – не могут. Когда начинают думать о подобных вещах, семьи уже не существует. Она умирает до того, как пары меняются партнерами. Еще до того, господин Дронго. Поверьте, я знаю, что говорю. Возможно, мы совершили свою самую большую ошибку не тогда, когда разошлись. Лиза была еще совсем маленькой, нужно было подавать на развод и окончательно рвать всякие отношения. Но тогда было совсем другое время. Рушилась империя, рушилась наша цивилизация. Все казалось непонятным, зыбким, ненадежным. Собственные проблемы казались такими мелкими и ничтожными. Мы поженились в одной стране, а разводиться должны были уже в другой. И, конечно, наши обоюдные ошибки. После Золотарева, который казался мне абсолютно лишенным всякой романтики и сантиментов, мой следующий «друг» был неким воплощением рыцарства. Женщины дуры, они любят ушами. Даже не глазами. Им достаточно рассказать пару-другую слезливых историй, проявить знаки внимания, немного лести, немного лжи, немного галантности, и мы уже готовы на все. Нам кажется, что мы наконец нашли своего принца.
Вот я тогда и ошиблась. Как я могла не разглядеть этого мерзавца, который был в тысячу раз хуже Золотарева? Я только потом словно опомнилась. А через некоторое время сам Петр начал появляться у нас. У него появились деньги, большие деньги, некая стабильность, уверенность в завтрашнем дне, если хотите. И, наконец, наша общая дочь. Я подумала, что нельзя лишать дочь отца. И мы решили снова соединиться. Возможно, это было нашей самой большой ошибкой. Разорванную связь восстановить так и не удалось. Сломанную чашку уже не склеишь. Мы продолжали жить, но словно по инерции. У него были свои интересы, а у меня свои. Нет, я ему ни разу не изменила. А он продолжал увлекаться своими знакомыми, тратил на них кучу денег. Обманывал меня, что ездит на рыбалку или охоту, а сам отправлялся с Павлом совсем на другую «охоту».
Может, поэтому я очень испугалась, когда дочь сообщила мне о своих встречах с Ираклием. Мне казалось, они люди из разных миров, разных культур. И совсем не подходят друг другу. Но Ираклий проявил такую настойчивость, что мне поневоле пришлось уступить. Хотя я все время боялась, что дочь повторит мой печальный опыт. Грехи отцов передаются детям, так, кажется, говорят. Слава богу, у них пока все в порядке.
– И вы никого не подозреваете?
– Я вам уже сказала. В той комнате нас было четверо. Четверо голых людей, которые обнажились друг перед другом не только телесно, но и духовно. Свингерство – это не просто обмен парами, это другая форма общения, возможно, не более высокая, но другая. Когда нужно максимально открываться и не бояться подобного общения. Повторяю, нас было четверо. И один из нас убит. Значит, осталось трое подозреваемых. И у всех троих были очень веские основания взять лампу и сломать ее о голову Петра Золотарева. Я, наверно, кажусь вам настоящей стервой, у меня убили мужа, а я говорю подобные страшные вещи. Но после опыта свингерства у меня уже нет никаких сил притворяться, быть неискренней. Я словно переродилась, став другим человеком. Абсолютно другим. Мне теперь ничего не страшно. Хотя смерть Золотарева на меня действительно подействовала. Мы все-таки прожили вместе столько лет. Но теперь я свободна, абсолютно свободна. Хотя кому нужна моя свобода, когда мне уже сорок три года.
– В этом возрасте жизнь только начинается, – возразил Дронго.
– Не нужно меня успокаивать. Я смогу пережить и эту боль.
– И вы ничего не сказали вашей дочери?
– Вы считаете, ей будет полезно знать о моем «опыте» групповой встречи? – Она достала очередную сигарету.
– Нет. Но мне показалось, что свое отношение к мужу вы отчасти передали и своей дочери. Во всяком случае, она мне об этом говорила. Ей казалось, что у нее были не лучшие отношения с отцом.
– Возможно, вы правы, – кивнула Алиса, – но сейчас об этом уже поздно говорить.
– Мне говорили, что у нее сложный характер. Очень сложный.
– И это тоже правда. Я поэтому была против ее раннего замужества, боялась, что она сорвется. Но пока все нормально…
– Вы не допускаете мысли, что она могла узнать о том, что здесь произошло? Ей кто-то мог рассказать об этом…
– Нет, – произнесла Алиса с изменившимся лицом, положив сигарету на пепельницу, – только не это. Я ее знаю. Она может сорваться и сделать все, что угодно. Нет, нет, я надеюсь, что она не узнает. Или вы ей что-то сказали?
– Вы считаете меня настолько непорядочным человеком? Я могу обсуждать эту историю только с тремя оставшимися людьми, которые там были. И больше ни с кем другим. Это абсолютное табу. Тем более что это не моя тайна.
– Интересно, о чем вы говорили с Павлом и его женой? – быстро спросила Алиса. – Или она вам рассказывала, как получала удовольствие у меня на глазах, обманывая своего мужа?
– Нет. Как раз об этом мы не говорили. Меня мало волновали подробности. Я только пытался понять, как могло такое произойти. Мне кажется, вы отчасти несправедливы к Инне. В вас говорит оскорбленное самолюбие, уязвленное случившимися событиями. И еще обман вашего мужа. А вы взгляните на ее историю с другой стороны. Это ведь вам было легко. Кажется, ваш отец был известным профессором, а мать депутатом горсовета.
– Почему был? Он и сейчас жив. Об этом вам тоже рассказал Золотарев?