– Это тоже статистика, – улыбнувшись, добавил Эдгар Вейдеманис, – триста пятьдесят тысяч квадратных километров. Может, вы могли бы указать более точное место, «инкубатора» маньяков?
Гуртуев нахмурился и начал собирать свои схемы и таблицы.
– Вы меня не захотели понять, – разочарованно произнес он. – Но ведь я не наивный изобретатель «вечного двигателя» и пришел к вам с конкретным итогом своей многолетней работы.
– Не обижайтесь, – постарался успокоить профессора Дронго. – Неужели вы не понимаете, что это просто фантастический план – вычислить возможного убийцу, который еще не совершил никаких преступлений? А если он никогда их не совершит? И как найти его на такой огромной территории? Может, подскажете?
– Подскажу, – упрямо ответил Гуртуев. – Я не пришел бы к вам с подобным предложением, если бы не имел конкретного плана действий. Мне казалось, что такой умный человек, как вы, должен мне поверить. Семь с половиной миллионов человек – это не так много. Компьютер обработает их данные за несколько дней, нужно только использовать мою методологию.
Вейдеманис недоверчиво покачал головой, а Дронго признался:
– В жизни ничего подобного не слышал. Ладно, давайте послушаем о вашей «методологии». Каким образом вы предлагаете вычислить возможного потенциального убийцу? Может, он еще ходит в школу или в детский сад и совершит свои преступления только через десять или двадцать лет?
– Нет, – упрямо возразил Гуртуев, – он уже готов действовать и проявит себя в ближайшие несколько месяцев. Неужели вы не понимаете, какой это невероятный шанс – найти возможного серийного убийцу еще до того, как он начнет убивать. Если у вас получится, вы войдете в мировую историю криминалистики. А весь мир будет пользоваться «методом Гуртуева». Вы же опытный сыщик, господин Дронго, и наверняка много раз сталкивались с жертвами подобных преступлений. Неужели спокойно заснете после моего ухода? Если да, я, вероятно, ошибся адресом.
– Давайте сделаем так, – предложил Дронго. – Вы оставите нам вашу методологию, а я постараюсь в ней разобраться, найти некое рациональное зерно. В конце концов, иногда даже полезно быть немного одержимым и верить в подобные вещи. Не обижайтесь, я имею в виду не вас, а себя. Может, у нас действительно что-то получится. Только договоримся сразу. Если ваши записи покажутся мне наивными и лишенными реальной основы, я раскритикую вас без всякого ненужного кокетства. Ведь я тоже профессионал, и на моем счету десятки расследований подобных преступлений.
– Поэтому я к вам и пришел, – вздохнул профессор. – Мне казалось, что именно такой человек может поверить в мою теорию аномальных зон.
– И в вашу теорию имен, гороскопов, дат рождений, неудачных фамилий и «хрупких» отчеств, – добавил Дронго. – Думаю, в ваших наблюдениях и выводах, безусловно, есть некое рациональное зерно, но пока еще слишком маленькое.
– Давайте его вырастим, – предложил профессор. – Поверьте, если мы сумеем спасти хотя бы одного человека, хотя бы одного ребенка, хотя бы одну женщину, только ради этого стоит взяться за подобный проект. Как говорится в Торе, «спасший одного человека спасает весь мир».
– Сейчас выяснится, что вы не Казбек Измайлович, а Пинхас Израилович, – пошутил Дронго. – Ну, хорошо. Давайте ваши бумаги и расскажите, как нам начать поиски вашего потенциального насильника. А я обещаю достаточно внимательно все прочитать.
Они с Эдгаром даже предположить не могли, что это будет началом самого необычного расследования в их жизни.
Летом его обычно отправляли в пионерский лагерь, а путевку оплачивал комбинат, на котором раньше работала мама. Но она перешла на другое место работы, а там подобных путевок не было. Да и пионерские лагеря в середине восьмидесятых стали не теми образцово-показательными местами для отдыха, какими считались в шестидесятые или семидесятые. Он заканчивал десятый класс довольно неплохо. Мать предлагала попробовать поступить в архитектурный институт, ведь он всегда хорошо рисовал, интересовался современной архитектурой, даже просил дядю Артема присылать из Германии книги по архитектуре. По рисованию и черчению у него всегда были пятерки, а по истории и литературе твердые четверки, что могло гарантировать поступление в вуз при наличии восемнадцати набранных баллов и средней отметке в аттестате выше четырех. У него были только три тройки, но зато целых пять пятерок. Да и тройки эти были незаслуженными и несправедливыми. Одну поставила химичка, причем она изо всех сил пыталась срезать его и на выпускном экзамене. Все из-за того, что была теткой Леонида Стасильникова, и так же, как и отец Лени, считала Мурата и Вениамина виноватыми в том, что произошло с ее племянником. Она изо всех сил старалась завалить на экзамене несчастного мальчика и, хотя он отвечал достаточно неплохо, твердо решила выставить ему двойку, чтобы не допустить выдачи аттестата этому «нравственному уроду», как она его называла.
Никто из преподавателей, присутствующих на экзамене, не решился вмешаться. Всесильного главного инженера комбината очень боялись, так как большинство родных и близких преподавателей работали на этом производстве. Положение спасла молодая практикантка, увидевшая, как нагло пытаются завалить мальчика. Она вызвала директора школы, отлично сознавая, что тому не нужна испорченная отчетность по выпускникам текущего года. Директор попросил задать несколько новых вопросов и, когда Вениамин уверенно на них ответил, потребовал поставить тройку. Его неожиданно поддержали остальные члены комиссии, и учительнице пришлось сдаться. Вениамин получил свой аттестат, правда, с тремя тройками. Вторую поставил физик, который был мужем учительницы химии, заодно и третью, по астрономии, даже не задав ни одного вопроса по предмету.
После экзаменов Вениамина отправили в деревню к бабушке, матери его отца. Он редко видел ее. После смерти отца бабушка их почти не навещала, занятая своими проблемами и заботами о двух дочерях. Это была крепкая суровая старуха шестидесяти пяти лет, с вечно недовольным лицом и строго сжатыми губами. При встрече она даже не поцеловала внука, лишь кивнула ему в знак приветствия. Она никогда не любила невестку, считая ее виноватой в ранней смерти сына. Мальчику отвели отдельную комнату в большом двухэтажном доме, где, кроме него, жили еще шесть человек – бабушка, тетка с мужем и трое их детей, двое мальчиков и девочка шестнадцати лет.
Эти летние дни были лучшими в его жизни. Бабушка на самом деле оказалось не такой строгой, как думалось вначале, а тетка вообще в нем души не чаяла. Он быстро сошелся с двоюродными братьями, и они часто совершали набеги на чужие огороды. А вот с двоюродной сестрой отношения не складывались. Как и все девочки ее возраста, она уже достаточно сформировалась и в душе немного презирала этого городского парня, практически ничего не знавшего о деревенской жизни. К тому же кое-какие слухи о его невероятных похождениях неведомым образом просочились в деревню. Возможно, об этом ночью шепотом говорила тетка своему мужу, а девочка услышала их разговор. К чувству презрения прибавилось и острое чувство любопытства. Но она старалась этого не показывать, так как Вениамин все время проводил с ее младшими братьями, которых она считала придурками и недоразвитыми недорослями.