Инга вздохнула. Нет, когда они с Михаилом катались, шофером был улыбчивый дядька славянской внешности.
– А машина?
– Я в машинах не очень хорошо разбираюсь. Но мне кажется, это был «Мерседес». Темно-синего, почти черного цвета. Очень красивый.
Машина была похожа, но по такому скудному описанию точно судить было невозможно.
– Милочка, а у вас самой как с алиби?
– В смысле?
– У вас есть алиби на момент убийства Михаила?
– А при чем тут я?
– Все те, у кого был повод ненавидеть Михаила или считать себя им обиженными, попадают в полиции под подозрение.
Сыщицы надеялись, что весть о том, что она может пострадать за преступление, которого не совершала, заставит Милочку припомнить и других «коллег». Так и вышло.
Услышав, что ее подозревают, Милочка заломила руки:
– Господи, еще и это! Знали бы вы только, сколько горя принес мне этот человек! А теперь мне еще и в тюрьму из-за него идти? Ведь я же его не убивала! Это Таисия могла. Она в Мишку много денег вложила. А я его только прописала у себя. Да и то он после свадьбы с Таисией от меня выписаться обещал. Не убивала я его!
– Мы вам верим. Но полиция…
– А когда случилось убийство? Потому что если ночью, то алиби у меня никакого нет. Живу я одна. Ко мне на ночь глядя заглядывал только сам Миша.
– Вы ведь с ним давно знакомы?
– Да уж третий год пошел.
– И конечно, вы знали, что он за человек?
– На суде была. И даже лично заявление на Мишу писала. Вернее, мы все писали. Нас Марина заставила. Сами бы мы нипочем не решились на такое. Во-первых, стыдно выставлять себя дурами на всеобщее обозрение. А во-вторых… во-вторых, Мишку жалко. Я не хотела, чтобы он в тюрьме очутился. Все-таки какую-то радость он мне принес.
– Серьезно?
– Да.
Милочка уже почти пришла в себя. Заварила чай, выставила на стол коробку с крохотными «Ленинградскими» пирожными. Движения у нее были спокойные и размеренные. Она явно уже пришла в себя. И теперь пыталась найти хорошее в том дурном, что случилось.
– Жаль Мишу, очень жаль. Но теперь я даже рада, что так случилось. Измучил он меня. И хотела бы горевать, да сил не осталось. Об одном только и думаю: все кончено. Теперь некого мне ждать по ночам, не надо будет вздрагивать от каждого звонка, бросаться на каждый шорох к двери.
– И вам нечего прибавить?
– Умер и умер. Туда ему и дорога!
И положив себе и гостьям на тарелку по нескольку пирожных, Милочка принялась уписывать их за обе щеки.
– Люблю себя сладким побаловать.
Этого она могла бы и не говорить. Несмотря на относительную молодость и нервную работу, Милочка работала в школе учительницей русского языка и литературы, женщина была излишне полной. Килограммы прибавляли ей лишний пяток лет. И к тому же располагались они у Милочки как-то уж совсем не там, где нужно. Не на попе или в области бюста, а на руках, шее, икрах. И эти же злополучные килограммы уродовали тонкие черты лица Милочки, которое от этого казалось заплывшим и одутловатым.
– Это все из-за Миши я так располнела. Раньше на сладкое и смотреть мне не хотелось. А как с Мишкой познакомилась, понеслось. Он меня обидит, до слез доведет – я сижу, реву и сладкое трескаю. Душе легче становится, зато с бедрами просто беда.
Но внезапно Мила прекратила заглатывать пирожные.
– Слушайте, а чего это я ем? – уставилась она на подруг, словно это они были виноваты в ее обжорстве. – Теперь же все хорошо будет! Мишка умер, мучить меня больше некому. Заживу как раньше. Нет, даже еще лучше! Теперь-то я уж знаю, как нарваться можно. Раньше-то я все переживала, что замуж меня никто не зовет, а теперь даже и рада этому. Не хочу я замуж! Мужики все подлые!
– Не надо судить обо всех по одному лишь Михаилу.
– А таких, думаете, мало?
Милочка выплеснула в раковину сладкий чай из своей кружки, убрала в холодильник пирожные и налила себе свежего чаю – как заметили подруги, без сахара. Вообще, Мила теперь выглядела значительно бодрей. Две-три слезинки, которые она проронила в память о своем любовнике, давно высохли на ее полных щеках.
– Я вот сейчас подумала, надо бы снова к Таисии наведаться.
– Да.
– Если это она Мишку… так нам ее и поблагодарить бы не мешало. Одна за нас всех отплатила. Всех от этого змея сладкоголосого избавила. Вы себе не представляете, до чего Мишка сладко петь умел! Вроде бы уж все про него знаешь, обмануться не должна. А нет! Все равно обманет. И глаза такие честные сделает, и слова какие-то особенные подберет. Что осознал он все, что искупить желает. И в ногах поваляться может. Мол, раскаивается горько, бей-хлещи, только от себя не гони. Ну, бабы и таяли. А наутро глядь – ни Миши, ни ценностей. Те, что в знак примирения принес, заберет. Да и еще чего-нибудь обязательно прихватит. Такой человек был – верить ему было нельзя. Но и не верить тоже… того… нельзя.
– А вы знаете, как на Таисию выйти?
– Есть у меня ее адресок.
– Откуда, если не секрет?
– Один только раз у меня за Мишкой проследить и получилось. Прежде-то он от меня ловко уходил, а тут я наготове была. Выследила его.
И Милочка рассказала о том их свидании с Михаилом, когда не ему, а уже ей удалось обвести приятеля вокруг пальца. Как обычно, Михаил заявился без предварительного уговора. Позвонил, когда уже был возле дома Милочки, явно не сомневаясь, что она дома и будет страшно рада его увидеть.
Михаил выглядел как-то необычно. Был он хорошо одет, но к этому Милочка уже успела привыкнуть. Если сразу после своей отсидки он выглядел жалким и побитым, то уже очень скоро приобрел свой былой лоск. А уж после знакомства с Таисией и вовсе расцвел.
Милочку он считал чем-то вроде исповедальни. У нее он строил планы, ничуть не смущаясь, что эти планы могут женщину покоробить.
– Таисию он считал своей самой большой в жизни удачей. Жениться на ней и впрямь собирался, в этом Таисия не солгала. Только не она сама Мишку привлекала, а ее деньги.
– Значит, Таисия богата?
– И не просто богата, она еще и одинока. Деньги ей от родителей достались, да только те давно умерли. Дядя далеко. Вот и жила она одна. Этого шофера – дальнего родственника явно ни во что не ставила. Может, мужики какие-то у нее и раньше водились, да только такого, как Михаил, среди них не было. А он был дьявольски обаятельным.
На этом месте Инга вздохнула. Да, что верно, то верно. Обаяния Мише было не занимать. Оно буквально било через край. Устоять было крайне трудно. Да и к чему сопротивляться чувствам? В обществе Михаила любой женщине, даже самой мудрой, интеллигентной и опытной, хотелось только одного – немедленно расслабиться и довериться наконец-то настоящему мужчине.