Было приятно время от времени навещать заветную захоронку и гладить холодную поверхность благородного металла. Много же страстных поцелуев уделил Ойва холодным слиткам. От угла одного слитка золота Ойва Юнтунен отломал лезвием ножа небольшой кусочек, дабы опробовать, насколько легко благородный металл поддается обработке. Он был почти так же мягок, как свинец, и при строгании от него отделялась стружка. Ойва Юнтунен приготовил граммов двести––триста лапландского золота. Тупой стороной ножа он разделал на плоском камне куски золота на подходящие по форме и размеру крупинки. Ойва предполагал, что настоящее лапландское золото в течение тысячелетий отшлифовалось в тундровых ручьях и стало достаточно гладким, и старался придать своему золоту такой же вид. Очень уж маленькие крупинки совсем не стоило обрабатывать, они сами по себе выглядели как надо.
Тем временем майор Ремес пытался уладить дела в Киттиле. Первые два дня он пил не просыхая. После перенесенного страшного похмелья майор принялся, наконец, закупать необходимые для жизни в лесу и мытья золота принадлежности. Он закупил лотки, лопаты и топоры, гвозди, пилу, кайло, лом, сетку от комаров, печку для сауны и котел для воды. И к этому еще огромное количество одежды и продуктов. Затем он позвонил в Рованиеми главному лесничему окружного отделения управления лесным хозяйством Северинену.
– Майор Ремес из Киттили, здравствуйте! У вас в Куопсуваре есть заброшенный барак лесорубов. На границе с Энонтекие. Нельзя ли мне пожить в нем несколько месяцев?
Северинену это вполне подходило. Даже никакой платы не хотел Северинен брать за это, раз жить там собрался чиновник высокого ранга из другого государственного учреждения – вооруженных сил.
После этого Ремес нанял в "Киттилян Киевари" четырех пьяных лесорубов носильщиками, запихал их в такси и загрузил все снаряжение в прицеп. Доехали до Пулью и оттуда по лесовозной дороге до Сиеттелесельки. На этом же месте у Ремеса во время учений был командный пункт. В бору выгрузили все из прицепа такси, и на плечи пятерых мужчин лег огромный груз. Самым тяжелым для транспортировки оказался котел, но и с этим справились, когда подвесили его на коромысло и двое мужиков понесли его. В котел положили еще отдельно продуктов и скарба. Груз был чрезвычайно тяжелый, однако с помощью вина караван легко двинулся в путь. Ремес взял направление на хоромы в Куопсуваре, заплатил мужикам и таксисту и отправился затем в Потсурайсвару объявиться младшему научному сотруднику Асикайнену.
Свидание майора и бандюги было прямо-таки трогательным. Мужчины похлопали друг друга по плечам, закурили и рассказали новости. О своей пьянке и отправленной дочери тысяче марок майор мудро умолчал. Ойва Юнтунен рассказал о лисенке, который украл у него пятьсот марок. Он попросил майора смотреть повнимательнее, долго свистел, и после некоторого ожидания шерстяной комок появился на опушке леса. Он оскалился, посмотрел в глаза, нагло выклянчивая лакомые кусочки. Лисенку дали ржаных сухарей и единогласно окрестили его Пятисоткой.
К ночи добрались по восточному краю Куопсувуомы до барака лесорубов.
Это было длинное бревенчатое сооружение, построенное в пятидесятые годы, один конец которого с нарами на пятьдесят человек предназначался для рабочих, другой, с узким оголовком, – для начальства, а между ними находилось помещение для поваров и кухня. С заостренной стороны к поварам вела дверь, а в жилое помещение рабочих открывался раздаточный люк, через который выдавалась еда. Майор знал, что такое раздаточное окно лесорубы называли "окном жизни".
В заостренной части было четыре койко-места. Ойва Юнтунен расстелил свой спальный мешок на нарах возле окна, майор Ремес – у противоположной стены.
– Кто же здесь спал? – спросил Ойва Юнтунен, пробуя кровать.
– Это постель кассира. Вон там лежанки измерителей, а это – кровать самого начальника, – пояснял Ремес.
– Откуда ты все это знаешь? – удивился Ойва Юнтунен.
– Начальник никогда не спит возле окна, потому что там сквозит, а спит возле печки, – пояснил майор. – Кассиры и измерители спят на сквозняке, начальник – нет.
Ойва Юнтунен задумался. Да, действительно, он был в этой компании своеобразным плательщиком, кассиром, но с другой стороны, он тоже был чувствителен к сквозняку.
– А если нам поменяться местами? – произнес он.
Майору Ремесу захотелось врезать приятелю по лобешнику: он как-никак майор и дворянин, а этот младший научный сотрудник всего лишь обычный рядовой. Затем он вспомнил о деньгах Асикайнсна и решил жить в мире с ним. Он свернул свой спальный мешок в рулон и расстелил его на лежанке кассира. Ойва Юнтунен перешел обживать кровать начальника.
Какое-то время огорченный майор валялся на постели. Затем он приподнялся на локтях и объявил:
– Замечу лишь, что в вооруженных силах месячное жалованье майора без надбавок за выслугу лет составляет шесть тысяч двести марок.
– Грязными или чистыми? – спросил Ойва с кровати начальника.
– Разумеется, грязными. У генерала могло бы быть и чистыми.
– Давай договоримся так, что я плачу тебе столько же, сколько и армия. Вычтем налоги и выплаты в социальные фонды – и получишь свое.
Поднялись с нар рассчитывать заработную плату Ремеса. Майор вспомнил, что подоходный налог за предыдущий финансовый год составил что-то около тридцати пяти процентов после вычетов из налогооблагаемой суммы. Чистый заработок составил, таким образом, четыре тысячи марок. Когда из нее вычли стоимость питания, по пятьдесят марок в день, договорились, что на руки ежемесячно будет выдаваться две с половиной тысячи. За эту плату майор Ремес обязался работать на младшего научного сотрудника Асикайнена по восемь часов в сутки.
– Будем считать, что свою первую зарплату ты уже получил, – предложил Ойва Юнтунен, имея в виду аванс, который Ремес истратил в Киттиле.
Ударили по рукам. Ойва Юнтунен шлепнулся на кровать совсем уж как начальник. Оттуда он объявил майору:
– Приготовь-ка что-нибудь на ужин. И будь добр, убей всех комаров в бараке.
Майор опрыскал все помещение средством против комаров. Затем он удалился на кухню. Вскоре в помещение проник запах жареного мяса, и было слышно, как на плите шипела сковорода. Готовя еду, майор Ремес мурлыкал бравурный марш. Через полчаса на столе в узкой части здания был накрыт ужин что надо: поджаренная ветчина, соленые огурцы, маринованный репчатый лук, свекла, несколько еще дымящихся колбасок и коробка с картофельным салатом.
Из напитков повар предложил простоквашу, а в завершение трапезы еще и чашечку чая.
– Цинга нам здесь не страшна, – отметил он.
Утром Ойва Юнтунен проснулся от запаха кофе и жареного бекона. Майор Ремес как раз накрывал на стол.
– Вставай, младший научный, завтрак готов, – разбудил майор товарища.
Ойва Юнтунен приподнялся в постели. Он погладил подбородок, на нем была длинная жесткая щетина. После тяжело проведенной ночи состояние было мерзкое.