– Наверное, напрасно спрашивать, но есть ли у тебя совесть?
– Совесть никогда не мучила меня. Мне украсть, что два пальца обоссать. Конечно, у вдовы какой или там алкаша я последние гроши брать не стану, но не потому, что мне жалко этих бедолаг, а скорее потому, что им самим негде взять. Совсем спокойно я мог бы унести у убитой горем вдовы все ее наследство, и такое я проделывал. В Кераве я увел у одной бабы обстановку целого зала. Антиквариат, хорошо его продал. За то дело я до сих пор не попался, да и наказать меня не могут, потому что истек срок давности, а старуха померла уже. Не смогла забрать мебель с собой в могилу и она. Я и впрямь сукин сын, ну и что с того? Может быть, это смахивает на бахвальство, эта жестокость, но профессиональный преступник обречен, если будет после каждого дела вновь убеждать себя в том, что он жесток. Так и отчаяться можно. Нужно быть жестоким и плохим изначально, такое уж у нас, преступников, ремесло. На том стою.
Майору было интересно узнать мнение Ойвы Юнтунена о тюрьмах. Разве повторные наказания не должны направить преступника на истинный путь?
– Больше десятка раз я отсидел в тюрьме. Нужно признать, что время отсидки – обратная сторона этой профессии. Если бы преступник время от времени не оказывался в тюрьме, то это было бы действительно мечтой, а не профессией. Скрываться, как вот теперь я здесь в лесу, это еще ничего, но тюрьма мне так и не понравилась. В первое время это был просто ад, и я несколько раз подумывал о том, чтобы добывать себе хлеб чем-нибудь другим. Кажется, что заключенного низводят до уровня животного. Гремят тяжелые металлические двери, коридоры резонируют, и никуда нельзя пойти. Сам не можешь решать ничего, все заранее определено. Если хочешь поговорить с кем-нибудь, то каждый раз одна и та же песня: братва не может говорить ни о чем другом, как о бабах и выпивке, планах побега и своих подвигах. Я, в свою очередь, никогда не горел желанием вспоминать свои проделки. Я не хочу, чтобы мои методы работы стали известны. Иногда хочется поговорить, например, о политике или обществе, об искусствах, но тюремная братва в этом ничего не смыслит. Жизнь в тюрьме мрачная и одинокая. Иногда я думал, что если бы мог выбирать, то я с большим удовольствием пошел бы работать, чем в тюрьму.
– Ты когда-нибудь кого-нибудь убивал? – спросил майор Ремес.
– Нет. Насилие, по-моему, грубо и низменно. Я встречал мужиков, которые стреляли в людей, поили их ядом, перерезали шейные артерии, разбивали головы кирпичом. У меня бывали такие сокамерники. Все они одним миром мазаны. Сидеть в тюрьме с убийцами действительно тоскливо. Я не встретил ни одного веселого убийцы. Выпив, и убийца может быть чуть приятнее, но в тюрьме они все трезвые. С ними каши не сваришь.
Ойва Юнтунен вспомнил коммерц-техника Сииру.
– Однажды я познакомился с очень жестоким мужиком, одним коммерц-техником. Он убийца-рецидивист, убил, наверное, несколько человек. Зовут Сиира. Я определил его грабануть золото, это он умел. От него я тут теперь прячусь. По-моему, неразумно делиться добычей с таким зверем.
Ойва Юнтунен поведал майору об убийце-рецидивисте Сиире. Он рассказал, что Сиира вскоре выйдет из тюрьмы на свободу, а может быть, даже вышел и ищет теперь подельника.
– Вообще, убийцы народ тупой. Однако у этого чертяки ум есть. Этим он и опасен.
– В бизнесе всегда стараются зря не рисковать, в преступном же мире рискуют совершенно бездумно, совершают ненужные преступления, жадничают, транжирят и пьют. Поэтому тюрьмы переполняются непрофессиональным сбродом. Появилась система, которая, собственно, совсем не была бы нужна, если бы преступники действовали умнее. Если бы преступники меньше рисковали по-глупому, тюрьмы бы пустовали. Но это в теории, а на практике, конечно, преступность вырастет сразу же, как только исчезнет риск быть задержанным. Число преступников увеличилось бы в несколько раз... и я думаю, что большинство людей стали бы совершать преступления. Значит, и добычи стало бы меньше, если бы бандитских шаек стало больше. В результате возник бы хаос, когда нечего будет грабить. Преступность задохнулась бы в силу собственной невозможности. Красиво звучит, как по-твоему, Ремес?
– Ты об этом размышлял в тюрьме?
– С точки зрения общества, нынешняя система, разумеется, лучше, потому что власти контролируют количество преступников, их популяцию. Это вроде как осенняя охота на лосей. Представь-ка, Ремес, что преступники – это те же лоси. Сколько лосей осенью отстреливают в Финляндии?
– Ну, наверное, тысяч пятьдесят-шестьдесят.
– Допустим. Повреждения подроста, ДТП с лосями и потери урожая остаются в приемлемых размерах, если каждый год отстреливают шестьдесят тысяч лосей. Тем самым в живых оставшимся лосям гарантируется достаточное жизненное пространство. В результате мы имеем хорошую лосятину и мир в стране. Тем же занимаются полиция и судьи. Ежегодно задерживается, скажем, ну, две тысячи преступников и отправляется в тюрьмы. Методы более приличные, преступников не забивают так, как лосей, но цель та же. Лишние лоси оказываются в супе, лишние бандиты – в тюрьме. Часть популяции должна всегда быть вне пастбища. Так просто действует общество.
Ойва Юнтунен пристально смотрел на огонь, и его губы дрогнули в слабой улыбке.
– Я в какой-то степени нетипичное явление, потому что шесть лет уже не был в тюрьме. Я, собственно, очень сильно истощаю пастбища. Так что мне нужно следить, чтобы сохранялось равновесие, хотя я еще и на свободе. Несколько месяцев назад я отправил одного приятеля, некоего Сутинена по прозвищу Крутой Удар, обратно в тюрьму. И Сииру тоже надо бы как-нибудь убрать с дороги. Таким образом, количество сидящих в тюрьме и находящихся на свободе преступников оставалось бы постоянным. Этого Сииру, конечно, сложно уделать. Но пока мы здесь, есть время все обдумать. Может быть, потом, будущим летом, я уеду обратно в Стокгольм.
– У тебя в Стокгольме своя квартира?
– Да еще какая! Как-нибудь устроим там праздник, когда здесь все уладим. У меня дар устраивать праздники.
Ойва Юнтунен описал квартиру рядом с Хумлегордом. Он рассказал, с кем ему довелось общаться: он был хорошо знаком с некоторыми известными артистами, знал художников и редакторов, чиновников и бизнесменов, попов и торговцев порнографией, морских капитанов и наркодельцов... а также одного верзилу, Стиккана, который занимается сутенерством, вымогательством и тому подобными делами и к тому же непринужденный джентльмен.
– Когда будешь в следующий раз в Киттиле, отправь мое письмо Стиккану. Нехорошо совсем забывать старых приятелей.
Воспоминания о Хумлегорде настроили Ойву Юнтунена на грустный лад. Он посмотрел на стены и мебель неприветливого барака лесорубов. Да, здесь, конечно, не сияющий Стокгольм.
– Эту избушку нужно отремонтировать еще до прихода зимы. Ты можешь съездить прикупить строительных материалов. Наведем здесь марафет.
Ойва Юнтунен составил план ремонта барака в Куопсуваре. Нужно было отделать панелями узкую часть избушки, обновить полы и, вообще, подправить все углы. Майор Ремес составил калькуляцию и вывел, что строительные материалы, включая заработную плату и доставку, обошлись бы в пятьдесят тысяч марок. У Ойвы Юнтунена столько наличных денег не было. Теперь нужно было сходить к лисьей норе и настрогать золота.