Лола пожала плечами и открыла дверь кабинета.
В кабинете за одним из двух составленных углом столов сидела спортивного вида брюнетка в облегающем сиреневом свитере и с подозрительно блестящими глазами, наводящими на мысль о недавно имевшем место скандале.
– Антона Кузовкова я могу увидеть? – спросила Лола.
В ответ на этот невинный вопрос брюнетка вскочила из-за стола, громко и цветисто выругалась и запустила в Лолу пухлым ежедневником в яркой пластиковой обложке.
Лола легко уклонилась, уперла руки в бока и на пределе своих голосовых возможностей рявкнула:
– Так-то вы встречаете клиентов? Неудивительно, что вам за аренду нечем заплатить!
Брюнетка взглянула на Лолу повнимательнее, отметила безупречного покроя темно-синий костюм, Лолин сдержанный, но умело наложенный макияж и опомнилась.
Она порозовела, обежала вокруг стола и бросилась к Лоле, на ходу сдувая с нее невидимые пылинки.
– Ох, бога ради, извините! Так вы клиентка! А я подумала, извините… нервы ни к черту, простите, ради бога! Чем вам помочь? Вам путевочку или билетики?
– Я представитель крупной фирмы, – начала Лола вдохновенно врать, – наша компания хотела бы приобрести очень много путевок для своих сотрудников, но мне рекомендовали поговорить лично с господином Кузовковым…
– Да зачем вам Кузовков? – Брюнетка продолжала приплясывать вокруг Лолы, искательно заглядывая ей в глаза. – Да я вам все объясню и сделаю в лучшем виде!
– Нет, – стояла на своем Лола, – мне рекомендовали лично к Кузовкову! Здесь есть конфиденциальные вопросы, которые можно решить только с ним! – при этом Лола загадочно округлила глаза.
Брюнетка остановилась, и на лице у нее отразилась сложная гамма противоречивых чувств. В этой гамме преобладало то вполне естественное служебное рвение и боязнь упустить хорошего клиента, то совершенно непонятное раздражение, переходящее в настоящую ненависть. Казалось, она разрывается между желанием обслужить клиентку и столь же сильным желанием убить ее на месте. Наконец служебный долг взял верх, и брюнетка сквозь зубы проговорила:
– Он пиво пьет в «Джоне Сильвере». Это за углом, метров пятьдесят от проходной. Лучше туда идите, а то он может сегодня не вернуться. А по мобильному ему звонить бесполезно – он его здесь забыл.
– А как я его узнаю? – спросила Лола.
На лице брюнетки снова вспыхнула с трудом сдерживаемая ненависть, и, кое-как справившись с тягой к немедленному смертоубийству, она злобно прошипела:
– Узнаешь. Ты его узнаешь, не сомневайся.
Лола удивленно поблагодарила брюнетку и отправилась в указанном направлении.
«Джон Сильвер» оказался довольно приличным баром, отделанным в стиле пиратского корабля. Перед входом стоял швейцар в красном головном пиратском платке, с черной повязкой на глазу и, конечно же, с попугаем на плече. Швейцар распахнул перед Лолой дверь, и она оказалась в полутемном помещении, увешанном штурвалами, якорями и потемневшими от времени обломками разбитых кораблей.
Попугай напутствовал ее вслед истошным криком «Пиастры, пиастры», и Лола шагнула в таинственную полутьму.
У самой двери стояла деревянная раскрашенная статуя знаменитого пирата из «Острова сокровищ». Все было на месте: и треуголка, и деревянная нога, и огромный старинный пистолет за поясом – пистолет был настоящий. Немного постояв у входа, чтобы глаза привыкли к полутьме, Лола подошла к стойке и присела на высокий круглый табурет.
– Привет! – подскочил к ней бармен – кудрявый парень с серьгой в ухе, также одетый в стилизованный пиратский костюм. – Что закажем?
– Что же вы попугая-то на улицу выгнали? – спросила Лола. – Хоть и тепло, но все-таки осень. А он птица нежная, еще простудится. Его место, я так понимаю, на плече у Джона Сильвера.
– Не говорите, – слегка расстроился бармен, – скучает попугай… Кричит много, посетители пугаются. А некоторые учат его словам нехорошим.
– Научили? – полюбопытствовала Лола.
– Вы не поверите – такой способный оказался. Иногда как начнет орать – даже стыдно… Наверно, сам Джон Сильвер таких слов не употреблял… Вообще подумываем его чучелом заменить, а этого в зоопарк сдать, – признался бармен. Лола взяла с тарелки горсть соленых орешков и огляделась.
Людей в заведении по дневному времени было совсем немного. За одним столом двое классических братков с бритыми затылками выясняли отношения, пытаясь установить, кто из них двоих настоящий козел, причем в ходе дружеской беседы понемногу возникало впечатление, что – оба. За другим столиком неумеренно накрашенная и увешанная драгоценностями, как рождественская елка, дама бальзаковского возраста кормила креветками молодого широкоплечего негра.
В самом дальнем углу сидел в одиночестве полноватый голубоглазый мужчина лет тридцати.
При виде этого мужчины с Лолой произошло что-то непонятное. Она забыла, зачем, собственно, пришла в это заведение, и как загипнотизированная двинулась через зал к его столику.
У нее не было своей воли, странное чувство тянуло ее к этому мужчине как магнитом. Наверное, такое чувство испытывает кролик, когда он смотрит в немигающие глаза удава, решившего им пообедать. Мужчина поднял на нее свои голубые глаза. Лола увидела, что он здорово пьян, и в то же мгновение у нее отнялись ноги. Она безвольно опустилась на стул рядом с незнакомцем. Бедный кролик прибыл и ждет, когда на него обратят внимание. Приятного аппетита.
– Ну, вот опять! – пробормотал голубоглазый мужчина не совсем понятное и спросил: – Пиво будешь?
Лола кивнула: дар речи она, по-видимому, тоже потеряла.
Мужчина махнул официанту, и тот принес два бокала пива.
– Ну, Антон, ты даешь! – негромко проговорил он, ставя бокалы на стол.
«Антон, – подумала Лола, с большим трудом возвращая себе способность соображать, – значит, это и есть Антон Кузовков. То-то мне брюнетка в офисе сказала, что я его легко узнаю…»
– Тебя как зовут? – спросил Антон скучным голосом.
– О… Ольга, – ответила Лола, с трудом справившись с немотой.
– Пиво пей, Ольга.
Лола послушно поднесла к губам бокал и в два глотка осушила его, совершенно не почувствовав вкуса.
Антон посмотрел на нее долгим изучающим взглядом. От него исходили волны какого-то то ли жаркого холода, то ли холодного жара – во всяком случае, чего-то такого непонятного, от чего Лолу начала бить мелкая дрожь. Она из последних сил пыталась сопротивляться этому ужасному состоянию, пыталась разбудить голос своего рассудка, пыталась внушить себе, что в этом голубоглазом мужике нет совершенно ничего хорошего – толстый, ленивый, пьяный… Но сопротивляться исходившим от него волнам было то же самое, что пытаться руками остановить бульдозер. Кролик сложил лапки и покорно ждал решения своей участи.