Яри Фагерстрём за рулем и Пертти Лахтела заявили, что мертвый полковник их нисколько не интересует. Им вообще была по барабану вся эта херня с родственниками.
Все это время разговор велся исключительно на финском мате, причем в его самых грязных и вульгарных выражениях. Речь молодых людей настолько изобиловала непристойностями, что из обычных слов там остались только связующие частицы типа «и» и «но».
Когда они свернули на проселочную дорогу, Каке Нююссёнен вдруг пожелал узнать, где они сперли тачку и что потом думают с ней делать. Он четко дал понять, что не желает иметь с угоном транспортного средства ничего общего. Каке не хотел рисковать из-за мелкого воровства, а кража тачки — именно такая мелочь и есть.
Яри Фагерстрём вспомнил, что тачку он увел с улицы Ууденмаанкату. Он планировал покататься на ней пару дней, а затем «забыть» где-нибудь в овраге. По мнению Яри, опасно было пользоваться одной и той же машиной слишком долго. Здорово было бы послезавтра расколотить ее о сосну или спустить в карьер. Яри обожал избавляться от машин. Нююссёнен же должен был быть ему благодарен за халявную поездку, а не ныть по поводу краденых тачек.
На заправке в Хармисто приятели затарились дюжиной бутылок пива средней крепости и заправили тачку десятью литрами бензина. Пока продавец заправлял машину, Пера спер с табачной витрины пять пачек сигарет. Ему помог Яри, который начал так вопить возле мясного прилавка, чтобы ему дали нарезки, что кассирша бросила кассу и кинулась его обслуживать. В машине Пера расстроился, так как второпях натырил сигарет не той марки.
Кауко Нююссёнен вспомнил, что они забыли купить бабуле цветы. Обычно он всегда привозил тетушке цветы или, на худой конец, шоколадку. Каке считал себя в определенной степени джентльменом. А джентльмены не являются в гости к женщинам с пустыми руками.
Яри Фагерстрём притормозил у заброшенной железнодорожной станции. Вдоль дороги тянулись заросли шиповника. Яри вытащил из кармана стилет и срезал пару колючих веток с куста.
— Черт возьми, вот те и роскошный букет!
Они покатили дальше по извилистой проселочной дороге к дому Линнеи. Машина на такой скорости въехала во двор хутора, что из-под колес полетели камни, напугав кошку до полусмерти. Впрочем, животине еще повезло, что она не оказалась у приятелей на пути.
Кауко Нююссёнен протянул испуганной Линнее Раваске колючий букет и представил своих спутников. Яри Фагерстрём и Пертти Лахтела стояли, сунув руки в карманы, но, получив тычок от Каке, догадались подать старой полковнице руку.
— Где тут у вас холодильник? — поинтересовался Пера с пакетом пива в руках.
Они зашли в дом, состоявший из одной комнаты и кухни. На стенах — выцветшие обои в цветочек. Из мебели — старая двуспальная кровать, предназначенная для более просторных помещений, широкий кожаный диван и два кресла. На большее места не хватило. На окнах — кружевные занавески, тоже прибывшие сюда из городской квартиры, в которой Линнеа когда-то жила с мужем.
Пера запихнул пакет с пивом в холодильник. Вернувшись в комнату, он выразил удивление по поводу того, что в холодильнике не нашлось ничего перекусить. Из съестного там обнаружились только старая сухая селедка и банка с кошачьим кормом. Пера проголодался и живо интересовался информацией о том, где госпожа хранит продукты, может, в погребе?
Линнеа Раваска запричитала, что у нее не хватает денег на еду, но она может сварить кофе.
Кофе никому не хотелось. Приятели заявили, что уже выпили сегодня кофе, но вот от булки к кофе они не отказались бы. Когда пиво охладилось, друганы приступили к трапезе. Они попихали в рот куски булки и запили все это пивом. Парни поинтересовались, сама ли Линнеа испекла булку, потому что с голодухи она им показалась очень вкусной. Линнеа ответила, что купила ее магазине, потому что пекарь из нее неважный.
— Из нас тоже, — загоготали гости.
Нююссёнен попросил приятелей выйти на минутку. У него был к Линнее приватный разговор.
Когда Лахтела и Фагерстрём выползли из избы, Линнеа спросила, что за люди эти друзья Кауко. Вид у них какой-то криминальный, уж не преступники ли они?
— Тебе, Кауко, не следовало бы водиться с такими людьми, — пожаловалась она.
— Не ворчи, Линнеа. С ними все в полном порядке, а, кроме того, они — мои приятели, а не твои. Ты пенсию-то получила?
Со вздохом старая полковница Линнеа Раваска достала из ридикюля конверт, который протянула племяннику своего покойного мужа. Кауко Нююссёнен разорвал конверт и вытащил пачку банкнот, которые тщательно пересчитал, прежде чем сунуть себе в бумажник. Он был недоволен мизерной суммой, что и не преминул отметить. Линнеа Раваска пыталась защитить себя, объясняя, что в Финляндии пенсии очень маленькие, и к тому же никто их не индексирует, как зарплаты.
Кауко Нююссёнен был того же мнения. Действительно, это свинство какое-то, до чего мизерны пенсии в Финляндии. Каке видел в этом огромную социальную несправедливость.
Где это видано, чтобы вдова полковника должна жить на эти жалкие гроши! Нююссёнен аж вышел из себя из-за такой несправедливости. Полковник Раваска принимал участие в стольких войнах, готов был жизнь отдать за родину, и чем ему эта родина отплатила? Где благодарность за его подвиги? Да и вообще социальная политика в этой блядской стране никуда не годится!
Линнеа Раваска высказала неудовольствие по поводу крепких выражений, которые употреблял в речи ее родственник. Каке ее слова проигнорировал, спросив готова ли баня. Попариться ему бы не помешало. Выглянув из окна, он увидел, что Лахтела и Фагерст-рём загнали кошку на яблоню и теперь пытаются достать ее длинным шестом.
Нююссёнен вышел на улицу, сунул Яри Фагерст-рёму в руку пару бумажек и велел сгонять за водкой. Потом можно будет собираться в баню.
Купи Линнее ликёру, — шепнул он.
Спасибо, мне ничего не нужно, — поспешно отказалась старушка.
Яри не надо было долго уговаривать. Мотор взревел, на дороге взметнулась пыль, и автомобиль скрылся из виду.
Лахтела тем временем бросался камнями в кошку, чтобы согнать ее с дерева, но прекратил под мольбами Линнеи не мучать бедное животное.
— Ну, ладно… по мне так эта чертова скотина может сидеть там хоть до Рождества, — пробормотал Лахтела, однако швырнул напоследок еще один камень в кошку, которая жалобно мяукала, вцепившись в ветку.
Позже, выпивая в бане, Нююссёнен принялся петь тетушке дифирамбы. Знают ли приятели другую такую старушку, которая решилась бы помочь родственнику в беде? Нет, даже родные матери Яри и Перы не выносят одного их вида. Другое дело он, Каке, но так ведь и происхождение у него более культурное. Не в каждом роду есть, например, полковники.
Приятели же заметили Нююссёнену, что, насколько им известно, отец Каке был гармонистом и рыночным шутом родом из Саво, который в голодные годы оказался в Хельсинки, а потом спился где-то на Рускеасуо. Каке это взбесило, он принялся объяснять, что у семьи его отца было огромное поместье на востоке Финляндии и что фамилия Нююссёнен происходит от имени греческого бога виночерпия Диониса, а у матери в семье все были военные, что лучше приятелям держать язык за зубами, если только они не хотят схлопотать по роже. Однако Лахтела и Фагерстрём все равно продолжали утверждать, что его тетушка дает ему деньги вовсе не из любви к родне, а что это Каке заставляет Линнею раз в месяц отдавать ему свою законную пенсию. Яри с Перой это знают, и все это знают. Но им все равно, потому что не каждому повезло иметь богатую старую тетушку, из которой можно безнаказанно качать деньги.