– Возможно, и видел.
– И вы не сказали ему, что он диктатор и тиран? – почти натурально изобразил возмущение Морзоне.
– Нет, не сказал. Повторяю, что я был там по совсем иным причинам. И у меня не было цели поссориться с иракским руководителем или наговорить ему кучу гадостей. Вас удовлетворяет мой ответ?
– И вы смеете такое говорить. С вашей героической биографией, – провокационно взмахнул руками Морзоне.
– Повторяю. Я был там по другим делам, и в мою задачу не входило оскорбление руководителя иракского народа. Что касается самого Саддама Хусейна, то его принимали практически все мировые лидеры. И никто из них даже не подумал сказать ему нечто подобное. Не говоря уже о том, что повсюду принимали и Муаммара Каддафи, и Хосни Мубарака. Где они сейчас, вы помните? Одного растерзала толпа, другому дали пожизненный срок. А ведь они считались столпами арабского мира и порядка.
– Получается, что вы оправдываете диктаторов, – заметил Морзоне.
– Получается, что в мире существуют свои правила, которые никто не собирается нарушать, – возразил Дронго, отходя от журналиста. Он даже не мог предположить, какая статья появится в Интернете уже через два часа после этого разговора.
Подойдя к организаторам конференции, он предупредил их о своем вызове в полицейское управление и отправился туда пешком, благо оно находилось в несколько минутах ходьбы. В кабинете Кубергера было тепло и светло. Небольшой кабинет словно подчеркивал, что его владелец работает всего лишь обычным следователем. Кроме Кубергера, в кабинете находился и комиссар, усевшийся у окна ближе к свету. Он поднялся, чтобы пожать руку эксперту, и снова уселся на стул. Следователь вместо приветствия только кивнул головой.
– Что вам нужно? – спросил Дронго.
– Кто на вас вчера напал? – спросил следователь.
– Это вы у меня спрашиваете? – удивился эксперт. – Это я должен спрашивать у вас. Откуда я знаю, кто именно это был.
– И вы его не разглядели?
– Нет. Я уже об этом говорил.
– Но почему он стрелял именно в вас?
– Понятия не имею. Может, просто решил, что я слишком опасный свидетель и могу его остановить. Или помешать их планам.
– А какие у них планы? – быстро уточнил Кубергер.
– Не ловите меня на слове. Я не знаю ни этого человека, ни того, кто ему приказал, ни зачем они это сделали. Ничего не знаю, господа.
– Вы международный эксперт по расследованиям особо тяжких преступлений со своей устоявшейся репутацией, – напомнил комиссар. – Неужели вы ничего не можете нам подсказать?
– Если бы мог, то обязательно сказал бы. Но я действительно сам ничего не понимаю.
Следователь взглянул на комиссара. Тот отвернулся к окну, словно исчерпав все свои вопросы.
– Мы пригласили сюда семейную пару Ангелушевых из Софии, – сказал следователь, – и хотели бы, чтобы вы присутствовали на допросе. Учтите, что допрос будет идти на английском языке, чтобы мы могли с ними разговаривать. А вы бы поняли, что именно они говорят. Если мы не сможем понять друг друга, мы попросим вас перевести с турецкого, их родного языка, который они наверняка понимают.
Дронго согласно кивнул. Он взял свой стул и уселся ближе к комиссару, в углу. Первой в комнату вошла мать – Наида Ангелушева-Сулейменова. Она вежливо поздоровалась, усаживаясь на стул в середине комнаты. Следователь положил на стол небольшой карманный магнитофон, чтобы записывать беседу.
– Госпожа Ангелушева, – начал он, – вчера вы были в вагоне поезда, в котором произошло убийство турецкого дипломата. Что вы можете рассказать об этом следствию?
– Ничего, – ответила она, – мы сидели с дочерью, когда послышались крики. Я запретила ей спускаться вниз. Потом мы узнали, что убитым оказался турецкий дипломат. Вот, собственно, и все.
– И вы случайно оказались именно в этом вагоне? – уточнил следователь.
Наида молчала.
– Я задал вопрос, – напомнил следователь.
– Не случайно, – ответила она, – мы специально взяли билеты именно на этот рейс. Нам нужно было срочно приехать в Брюгге.
– Но в вагоне оказался турецкий дипломат, – напомнил Кубергер, – которого вы могли знать. Ответьте на мой конкретный вопрос: вы были знакомы с ним раньше?
Она посмотрела на Дронго, очевидно, вспомнив, как поздоровалась с погибшим, когда вошла в вагон. И как он ей ответил. Лгать не имело смысла.
– Да, – ответила она, – я его знала.
– Откуда?
– Он работал в турецком посольстве в Риме. Там же работал и мой муж. В нашем болгарском посольстве.
– И вы были знакомы?
– Не скажу, чтобы очень близко. Но мы несколько раз встречались с ним на дипломатических приемах. И я его запомнила.
– И вы случайно встретились с ним в вагоне поезда?
– Да, абсолютно случайно.
– Вы с ним разговаривали?
– Нет. Только поздоровалась издалека. Он тоже ответил, возможно, он меня тоже узнал. Или это была обычная форма вежливости. Я не могу точно сказать.
– Ваша дочь тоже знала погибшего?
– При чем тут моя дочь?
– Я задал вам вопрос.
– Не думаю. Она тогда не жила с нами в Риме, а училась в Париже. Нет, не думаю.
– Он должен был вам что-то передать? Вы заранее договаривались о встрече?
– Нет. Неужели вы считаете нас причастными к его убийству?
– Мы считаем вас знакомыми убитого дипломата, – напомнил следователь, – которые могли оказаться в этом экспрессе совсем не случайно. Не забывайте, что он так и не доехал до Брюгге.
– Я об этом помню.
– И у вас не было с ним раньше никаких контактов?
– Абсолютно никаких.
– Где находится сейчас ваш супруг?
– В Софии. Он работает в нашем Министерстве иностранных дел. После нашего возвращения из Рима.
– И он сможет подтвердить ваши слова?
– Разумеется.
– Звоните, – предложил следователь, – вот вам телефон. Можете позвонить с моего аппарата. Только прямо сейчас.
Она взяла телефон и набрала знакомый номер. Затем, услышав знакомый голос, сказала по-болгарски:
– Богомил, это ты?
– Что опять случилось? – спросил ее муж. Она уже успела вчера рассказать ему о случившейся трагедии в поезде.
– Я в полиции, – пояснила Наида, – и они хотят знать, почему мы сели именно на этот рейс и в этот вагон. Ты можешь объяснить эту метаморфозу?
– Передай телефон следователю, – предложил Богомил.
Она протянула аппарат Кубергеру.
– Я вас слушаю, – напряженным голосом произнес следователь. – Кто со мной говорит?