— В случае ее смерти вы оставляли себе это поместье в Ницце, — напомнил Дронго.

— Да, конечно. Но смею напомнить, что это мое фамильное поместье и я готов был проявить добрую волю, передавая его своей бывшей супруге.

— Теперь ее нет, и ваше поместье остается у вас, — настаивал Дронго, — и тогда получается, что самым заинтересованным лицом в смерти вашей супруги были именно вы, господин граф.

— Не смейте говорить мне подобные вещи! — вспыхнул граф. — Это только ваши дикие предположения. Не смейте меня оскорблять. Я любил Ирину, хотя детей у нас не было. Но у меня есть дочь от первого брака, моя прямая наследница, — на всякий случай добавил он.

— Когда утром вы появились в «Лотти», вы поднимались к ней? — спросил Дронго.

— Нет. Второй раз нарваться на подобное унижение? Чтобы мне не открывали дверь, пока в ее апартаментах будет какой-то новый воздыхатель? Сидеть в соседнем номере у продюсера? Второй раз на подобное унижение я просто не был способен. И поэтому я переговорил с господином Аракеляном и ушел в свой отель.

— А она после этого отменила свое решение о выплате денег своему бывшему покровителю господину Тугутову, — сообщил Дронго, — и он, полный ярости и мщения, вернулся в отель. Если принять за основу вашу версию и согласиться, что главным подозреваемым должен стать господин Тугутов, то получается, что именно вы спровоцировали его на такое преступление.

Граф нахмурился. Покачал головой.

— Мне сообщили, что она готова договариваться и с ним. А я не хотел, чтобы она договаривалась за мой счет с этим мафиози.

Он хотел еще что-то добавить, когда в гостиную буквально ворвался Пуллен.

— Там ничего нет. Ни в ее сейфе, ни среди вещей. Колье нигде нет, — выдохнул он.

Следователь нахмурилась. Поднялась из-за стола.

— Наши психологические построения оказались бесполезными, — обратилась она к Дронго, — все объясняется гораздо проще. Это было убийство с последующим ограблением. Если колье было на ней. Нужно срочно просмотреть записи всех камер.

— Наш офицер уже второй час просматривает все записи, — пояснил Пуллен.

— Значит, пришло время посмотреть и нам, — твердо решила следователь, — странно, что никто из ее окружения не вспомнил про это колье.

Глава двенадцатая

Втроем они вышли из номера, чтобы спуститься вниз, на первый этаж, где два офицера полиции просматривали записи с камер наблюдения. Когда в комнату вошли судебный следователь и двое сопровождавших ее мужчин, офицеры поднялись.

— Сидите, — разрешил Пуллен, — мадам следователь хочет сама просмотреть записи. Покажите, что у вас есть?

— На этаже никого не было из посторонних, — сообщил офицер, — после того, как появилась графиня вместе с телохранителем и продюсером. Там еще убирала горничная, но со своей тележкой она ушла в другой конец коридора, когда вернулись гости. Через несколько минут появилась ее визажистка, затем массажистка. Видно, что примерно минут через сорок обе ушли. Вот они вместе уходят по коридору. На камере видно, что они вдвоем заходят в кабину лифта. Потом выходит мсье Гуцуев. Он оглядывается по сторонам и идет к лестнице. По нашим расчетам, там остаются только сама погибшая в своих апартаментах и ее продюсер в своем номере. Больше никого. Через пять минут появляется визажистка. Вот она заворачивает за угол коридора. И почти сразу, через минуту, появляется мсье Тугутов в другом конце коридора. Вот видите, он стоит и смотрит. Заметно, как он нервничает. Видно, что он ошеломлен. И медленно отступает, к лестнице, а потом буквально бегом спускается вниз. Вот и все.

— А где визажистка? — спросила следователь, — ведь она должна была уйти из коридора. Он видел ее рядом с убитой.

— Видимо, она воспользовалась запасным выходом. Он был прямо рядом с номером мсье Гуцуева, — пояснил офицер.

— Потом она где-то появлялась?

— На четвертом этаже в новом здании. Она бежит в свой номер. Потом возвращается. Снова бежит. И снова возвращается…

— Это я и сама вижу, — перебила его мадам Дешанс, — что дальше? Где она оказалась?

— На пятом этаже. Вышла из лифта, осмотрелась и снова поехала на четвертый, — показал офицер, — вот видите, здесь она смотрит на камеру.

— Зачем она поехала на пятый? — спросила следователь. — Ведь они живут на четвертом.

— Не знаю, мадам следователь, — виновато ответил офицер, — камеры установлены только у кабины лифта. И в новом, и в старом здании. Невозможно устанавливать камеры у каждого номера.

— Возможно, она ошиблась и нажала не ту кнопку, — предположил второй офицер.

— В кабинах этих лифтов кнопки расположены не рядом, а в две линии, — напомнил Пуллен, — она не могла перепутать.

— Но она не выходила из лифта, — виновато сказал первый офицер.

— Нужно было сразу сообщить, что она поехала на пятый этаж, — разозлился Пуллен, — кто из прибывших живет на пятом этаже в новом здании? Срочно проверьте.

Офицер поднял трубку. Через несколько секунд он повернулся и сообщил:

— Двое прибывших. Рожкин Павел Леонидович и Вячеслав Алексеевич Тимонин.

— Пошлите людей в их номера, — зло приказал Пуллен, — возможно, там прячется убийца. Немедленно. Нужно было в первую очередь проверить все номера, в которых жили прибывшие с погибшей люди.

— Мы не могли входить в чужие номера, — возразил один из офицеров.

— Нужно было послать туда горничных или ваших сотрудников под видом проверки мини-баров, — отмахнулся Пуллен.

— Эта запись подтверждает показания всех, с кем мы разговаривали, — задумчиво произнесла Энн Дешанс, обращаясь к Дронго, — за исключением одного момента. Кто был в номере Алана Гуцуева, когда Тугутов увидел, как открывается дверь? Если он, конечно, не лжет.

— Все это может быть подстроено, — согласился Дронго, — посмотрите на Тугутова. Судя по этой записи, у него абсолютное алиби. Но, может быть, он поднялся по запасной лестнице, убил женщину, которая отказалась ему платить, и затем появился уже у кабины лифта, чтобы обеспечить себе алиби. И подставить Данилову, которая действительно была там, но почему-то ушла по аварийному выходу.

— Тогда вы опровергаете нашу стройную теорию убийства, — сказала следователь.

— Легче всего подгонять свои наблюдения под нужный результат. Но нам нужен реальный убийца, а не придуманный персонаж.

— Вы считаете, что французский судебный следователь способен только фальсифицировать факты, чтобы найти подставного виновника? — разозлилась Энн.

— Я этого не говорил. Просто в отличие от вас у меня нет ни служебного задания, ни обязанности раскрыть это преступление. И поэтому я могу быть более свободен в своих высказываниях и взглядах, чем вы, мадам следователь. Вы не можете даже высказать свои подозрения, если у вас нет достаточных оснований, а я могу говорить все, что мне нравится. В данном случае я более свободный человек и могу сказать, что меня настораживают эти записи. Простите меня, мадам следователь. Но они ничего не доказывают и ничего не подтверждают.