– Видишь, как все обернулось. Горбачев сегодня возвращается в Москву, а членов ГКЧП будут арестовывать. Вот такие у нас новости…
– Что и следовало ожидать, – мрачно прокомментировал Смыкалов.
– Все могло обернуться иначе, – возразил Кирюхин, – просто среди этих политиков не нашлось ни одного мужика с яйцами. Все оказались трусливыми и нерешительными слизняками. А Ельцин молодец. Залез на танк и объявил их вне закона. Теперь мы победители. Я уже издал приказ о том, что мы переходим из союзного подчинения в республиканское. Звонили из министерства, пытались мне угрожать, ну я их и послал куда подальше.
Смыкалов понимающе кивнул. Он знал, что с руководством из союзного министерства у Кирюхина всегда были определенные проблемы.
– А ты, наверно, решил, что я о тебе забыл? – неожиданно спросил Борис. – Должен был выйти их отпуска девятнадцатого и подписать твой приказ. Ну ты сам видишь, что получилось. Все так закружилось и завертелось. Мне было явно не до этого. А здесь, говорят, некоторые даже радовались, что я не успел подписать твой приказ.
Илья Данилович вспомнил, как с ним не здоровалась Ванда Богдановна, как его избегал Халифман, как распекал Сидоряк и как издевалась над ним Аннушка. Рассказывать об этом не имело смысла. Он только вздохнул.
– Вы правы, Борис Захарович, – признался он, – не все были готовы к такому назначению.
– Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не называл меня по имени-отчеству, – поморщился Кирюхин, – и не нужно обращаться ко мне на «вы». В конце концов, мы с тобой пять лет учились в одной группе. У тебя совесть есть?
– Есть, Борис За… Есть, конечно. Но я думаю, что будет правильно соблюдать субординацию.
– Я смотрел твое личное дело и вспомнил, что ты родился в сентябре, – сказал Кирюхин, – а я, между прочим, родился в ноябре. Значит, ты на два месяца старше меня. И кончай обращаться ко мне по имени-отчеству.
– Как скажете… Как скажешь.
– Скажу. Ты ведь понимаешь, какие революционные изменения происходят сейчас в стране и вообще в мире. А наше предприятие считается одним из ведущих в отрасли. И сейчас, когда мы переходим из союзного подчинения в республиканское, мне просто необходимо сохранить такого специалиста, как Руднев. Сам понимаешь, что я не могу отправить его на пенсию именно сейчас.
«Мое назначение не состоится, – обреченно подумал Илья Данилович, – что и следовало ожидать. В этой стране все изменения, которые происходят, бывают явно не в мою пользу».
Но вслух он сказал совсем другое:
– Как ты считаешь нужным, так и поступай. Я тоже думаю, что Руднева сейчас менять нецелесообразно.
– И тебе не обидно, что я не выполню своего обещания и ты не станешь начальником отдела? – встрепенулся Кирюхин.
– Обидно, конечно. Но что делать? Ты сам говоришь, что нужно сохранить Самсона Михайловича. Тебе виднее. Ты у нас генеральный директор, – обреченно ответил Смыкалов.
«Сейчас он предложит мне написать заявление «по собственному желанию», – обреченно думал Илья. – И где я найду сейчас работу? В такое сложное время».
– Поэтому я и решил его оставить, – продолжал Кирюхин, – пусть еще немного поработает. А на пенсию мы его всегда успеем отправить…
Он не сказал, что будет с самим Смыкаловым, а Илья Данилович не решился спросить. Было понятно, что его уже не назначат.
– Ты слышал, что учудил наш старик? – неожиданно спросил Кирюхин.
– Ты спрашиваешь об Аркадии Николаевиче?
– Конечно, о нем. Этот несгибаемый большевик чуть не подставил всех нас. Пока Никулин в отпуске, он формально считается исполняющим обязанности первого заместителя. А когда меня два дня не было на месте, он заменял и меня. Понятно, что я был там, у Белого дома, защищал нашу демократию. Зато Сидоряк в это время подписывал обращение к коммунистам и беспартийным с призывом поддержать решения ГКЧП. Представляешь, какой идиот? Все уже в первый день понимали, что эта глупая авантюра обречена на провал. Один Сидоряк упрямо не хотел в это верить. И еще вчера подписал такое обращение. Мне сегодня звонили из Белого дома, требуют немедленно уволить Аркадия Николаевича.
– Победитель получает все, – вспомнил римскую историю Смыкалов.
– При чем тут победитель? – нахмурился Кирюхин. – Уже понятно, что в современных условиях держать таких старорежимных монстров просто невозможно. Он всех нас компрометирует. Я думаю, что уже завтра или послезавтра Борис Николаевич объявит о запрете Коммунистической партии. Что тогда будет с Аркадием Николаевичем, который до сих пор является членом бюро райкома партии?
– Я думаю, до этого не дойдет, – осторожно предположил Смыкалов.
– Еще как дойдет, – возразил Кирюхин, – обязательно дойдет. Но мы все равно не можем держать такого ортодоксального типа, как Аркадий Николаевич. Я сегодня предложил ему написать заявление о выходе на пенсию. Ему давно пора гулять по даче, учитывая его возраст. Ему ведь далеко за шестьдесят.
– Он согласился? – равнодушно поинтересовался Смыкалов. Теперь все, что не касалось его лично, воспринималось им как нечто отстраненное, незначительное.
– А куда он денется? Конечно, согласился. Сам понимает, что у нас произошло. Если бы они победили, он бы сейчас требовал у меня заявление об уходе. Или не требовал. Говорят, что было заготовлено двести или триста тысяч пар наручников. Меня бы сейчас гнали по этапу куда-нибудь в Сибирь.
Он весело усмехнулся. Смыкалов молчал. Он терпеливо ждал, когда его наконец отпустят. Все было решено окончательно. Руднев оставался работать на предприятии, а Илья Данилович должен был возвращаться за опостылевший ему стол и выслушивать насмешки сотрудников финансового отдела и хамство Аннушки, которая не могла простить ему его покровительственного тона утром девятнадцатого августа. «Придется перетерпеть и это, – обреченно подумал Смыкалов, – лишь бы не уволили с работы».
– В общем, он должен уйти, – продолжал Кирюхин, – и понятно, что нам нужен новый заместитель генерального директора по финансовым вопросам.
– Можно выдвинуть Руднева, – безразличным голосом предложил Илья Данилович.
– Никуда мы его выдвигать не собираемся, – быстро возразил Борис, – он нам на своем месте нужен, как руководитель отдела. И не забывай, что Руднев тоже достиг пенсионного возраста. А ведь назначение заместителя генерального директора – это серьезный вопрос. Сейчас начнутся такие потрясения и пертурбации, что только держись. Может произойти все, что угодно. И мне нужен будет свой человек по линии финансов. Сам понимаешь, что это очень важно. Сюда нельзя сажать случайного человека.
– Понимаю, – вежливо согласился Смыкалов. Он вспомнил, что супруга просила купить соль. Интересно, осталась ли соль в магазинах? Сахар уже давно отпускают по талонам либо на черном рынке. Может, и соль тоже переведена на талоны?
– Я так и думал, что поймешь, – неожиданно улыбнулся Кирюхин, – и правильно все просчитаешь…