По команде полковника отряд под предводительством Корванена с дровами в руках ворвался в мотель. Бойцы принялись колотить изумленных скинхедов по указанным полковником частям тела. Вскоре в мотель ворвался второй отряд под профессиональным руководством пограничника. Подкрепление посеяло панику в рядах противника. Люди валились на пол, как подкошенные. Тела в кожаных куртках рушились от мощных ударов. В мотеле раздавались крики о помощи и ругательства на немецком. Хромая, все в синяках, хулиганы выпрыгивали из окон. Они пытались скрыться в виноградниках, но там на них обрушились новые удары финского отряда. Резервный полк под командованием Корпелы безжалостно уложил на землю больше двадцати беглецов.
Кое-кто из противников попытался спастись через служебный выход. Но там их ждал не менее теплый прием. Женский партизанский отряд под командованием проректора Пуусари до полусмерти отлупил как минимум полдюжины тевтонцев.
Парализованный неожиданным нападением, противник не смог оказать организованного сопротивления: не было ни опытного командира, ни какой-либо общей тактики. Так что исход битвы был предрешен. Немцев вздули всех до единого. Помятые, истекая кровью, поддерживая друг друга, отходили они к своему автобусу.
Немецкий автобус исчез за стеной проливного дождя, а вещи хулиганов остались в мотеле. Хозяин конфисковал их в качестве компенсации за разбитые окна.
Разгоряченный битвой Корпела предложил двинуться в погоню. Он был уверен, что без труда нагонит врагов на своем шикарном автобусе, оттеснит их развалюху на обочину и отдубасит бритоголовых до потери сознания, а если надо — вышибет из них дух.
Но полковник считал, что они уже достигли своей цели и запретил погоню. Пусть эту часть операции возьмет на себя немецкая полиция, если ее это заинтересует.
Полковник осмотрел поле боя. Несколько окон были разбиты, одна дверь слетела с петель, пол в холле запачкан кровью. В целом материальный ущерб все-таки был невелик, если принять во внимание масштаб сражения. Полковник договорился с хозяевами, что заплатит за разбитые окна, если половина его группы получит тридцатипроцентную скидку за комнаты. Он счел возможным поторговаться, поскольку условия заселения никак нельзя было назвать спокойными. Взаимопонимание было достигнуто.
Охрану у дверей мотеля решили не выставлять. Поздно вечером ганноверская полиция сообщила, что остановила на дороге автобус, набитый четырьмя десятками зверски избитых парней в кожаных куртках.
Их доставили в ганноверское отделение полиции и возбудили против них дело по скандалу в Вальсроде. Свидетелей не потребовалось: и так бьшо заметно, что они побывали в жестокой битве. Шестеро хулиганов были без сознания, их с шишками на лбу доставили в больницу.
Благодарные хозяева устроили в честь победившей армии праздничный ужин. Из города привезли поросенка, которого тут же и зарезали прямо под дождем. Ливень смыл с асфальта и кровь поросенка, и кровь хулиганов. Поросенка зажарили целиком в большой печи и подали на стол с яблоком во рту.
Хозяин сердечно поблагодарил полковника и остальных за победоносное сражение. Теперь эти террористы наконец-то оставят в покое его мотель. А финнов здесь всегда будут рады видеть.
К поросенку подали местное красное вино. Хозяин сказал, что оно лучшее в области. Эти виноградники его семья возделывала столетиями.
За едой довольный хозяин расспрашивал финнов, кто они такие и куда едут. Он отметил их неудержимую страсть к битве и поинтересовался, чем она вызвана.
Полковник поднял бокал и сказал, что он руководит группой Анонимных Смертников. Но вдаваться в подробности не стал.
— Да… все мы смертны, — согласился хозяин.
Анонимные Смертники лишь в полдень собрались за завтраком. Лица мужчин были в крови и синяках. У полковника в уголке глаза краснела царапина, сухопутный капитан хромал на одну ногу, Уула Лисманки жаловался на боль в паху, а Ярл Хаутала-в спине. Ему было стыдно, что он поддался искушению и принял участие в этой постыдной драке. Он всю жизнь ратовал за мир и сам удивился, когда вдруг с бревном в руке стал бесчинствовать наравне с молодежью. Хаутала сказал, что именно так и начинаются войны: за раздражением следует ненависть толпы, а потом — битва.
Шишки обработали спиртовым раствором борной кислоты, а царапины заклеили пластырем. Затем доели остатки поросенка, выпили по паре бокалов домашнего вина и отправились в дорогу. Корпела напомнил, что смерть не ждет.
Поехали на юг по прекрасным немецким долинам. В Вюртбюрге Корпела свернул с шоссе, решив проехать по известной во всем мире Romantische Strasse, дороге Романтики, по обеим сторонам которой то тут, то там виднелись замки. Самоубийцы с грустью глядели на аккуратные деревеньки и нарядные домики. Если бы сюда переехала хотя бы тысяча финнов, они бы за один день покрыли надписями все достопримечательности дороги Романтики, а прекрасные постройки — резные беседки, церковные ограды, виноградные прессы — разрушили до основания. Здорово досталось бы и бабусям-ветеранам.
Поздно вечером прибыли в еловый лес на холмах Шварцвальда. Темнело. Дикий лес и холмистые склоны в темноте выглядели негостеприимно. Однако финны чувствуют себя в лесу как дома. Здешние огромные столетние ели, казалось, с удовольствием брали под защиту народ из другой лесной страны. Узкие тропинки, извиваясь, тянулись вдоль лесистых склонов и спускались к полям. Там виднелись милые игрушечные деревеньки. Дальше шли постоялые дворы, но они бьши так малы, что вряд ли там нашлось бы место для всей компании. Поэтому на постоялом дворе разместились только женщины, а мужчины подыскали место для палатки — на пастбище, на окраине одной из деревень.
Утром их разбудил петушиный крик. Мужчины пошли умываться к горному ручью. Завтраком послужили засоленные Уулой корюшки с Инариярви — такие же чернобокие, как елки вокруг.
Синяки и кровоподтеки на опухших лицах мужчин потемнели и приобрели разнообразные цвета: у кого синий, у кого — зелено-желтый, у кого — красно-черный. Посмотрев друг на друга, они решили, что мужская часть группы больше похожа на банду опасных разбойников.
В таком виде нельзя было показываться на люди; воины решили подождать, пока дамы позавтракают и сами придут к ним.
Все суставы у бойцов болели, многие воины ходили прихрамывая.
Корпела, у которого была разбита губа, а под левым глазом красовался синяк, посмотрел на себя в зеркальце и заявил, что не осмелится показаться на люди всю неделю. Лучше он будет лежать в темной палатке, зализывая раны. Сухопутный капитан, который, вдобавок к шишкам, страдал еще и тяжелым похмельем, потребовал немедленно ехать в Альпы и броситься в ущелье. Этот мир — не место для настоящих мужчин, не стоит продолжать такое существование.
Предложение обсудили. Многие, особенно те, у кого голова была усеяна шишками, поддержали Хей-кинена. Зачем продлевать это жалкое мирское существование? Они держат путь к смерти. И разве не наступил самый подходящий момент для воплощения в жизнь идеи массового самоубийства?