Патримонио закончил свою речь и начал отвечать на вопросы, среди которых, к счастью, не оказалось ни одного каверзного. Во сколько обойдется проект? Когда начнутся и закончатся работы? Каким образом будут продаваться квартиры? Патримонио давал на них вполне оптимистические ответы и уже поздравлял себя с тем, что все прошло гладко, когда руку поднял Филипп.
— Месье Патримонио, — начал он, — а что же случилось с этим миллионером-похитителем? Он ведь, если не ошибаюсь, был одним из участников тендера? И вы с ним, кажется, были очень дружны? Какова его судьба?
Патримонио, человек опытный и умеющий ловко обходить подводные рифы, совсем не желал касаться этого вопроса.
— По причинам юридического характера я не вправе давать никаких комментариев. Обращайтесь с этим к полиции. — Он взглянул на часы. — А сейчас, леди и джентльмены, если у вас нет больше вопросов, нам с месье Левиттом хотелось бы поработать.
Ребуль решил, что победу необходимо отпраздновать. Еще не пришло время, чтобы открыто появляться в Марселе вместе с Сэмом и Эленой, а потому он предложил устроить «настоящий деревенский ланч». Две машины приедут к дому, заберут Элену, Сэма, Мими, Филиппа и Дафну и отвезут их в затерянный в глуши Люберона ресторанчик. Сам Ребуль встретит их там.
Ровно в одиннадцать два «мерседеса» затормозили у дома. Два шофера в черных очках и костюмах рассадили пассажиров по местам, и машины одновременно тронулись с места. Дафна настояла на том, чтобы сесть с Мими и Эленой. «Чтобы мы, девочки, могли спокойно о вас посплетничать», — объяснила она Сэму. Мужчины ехали во второй машине.
Уже через час они оказались в совершенно другом мире. После непрерывного людского круговорота, бетона и бесконечных морских панорам Марселя Люберон казался непривычно заросшим, диким и безлюдным. После теплых весенних дождей горы оделись во все оттенки зелени, молодой и яркой, а небо было синим, как на рекламной открытке. Отличная погода для ланча, решили Сэм с Филиппом.
Последнюю часть пути они проехали по узкой, извилистой дороге, приведшей их на самый верх горного массива. Там, под зарослями плюща, они обнаружили нарисованную от руки деревянную вывеску с надписью «Оливковый дом» и стрелкой, указывающей на тропинку, что бежала вверх посреди оливкового сада и заканчивалась у высокой стены и распахнутых ворот ресторана. Там их встретил широко улыбающийся Ребуль.
Он познакомился с Дафной, Мими и Филиппом, расцеловался с Эленой и Сэмом и пригласил всех в просторный двор с двумя огромными каштанами, в тени которых стоял длинный стол. Сэм заметил, что он накрыт на семерых.
— Надеюсь, вы не пригласили Патримонио? — поинтересовался он.
— Нет, не беспокойтесь, — усмехнулся Ребуль. — Но, Сэм, у меня появился новый друг… А, вот и она.
Сэм вслед за Ребулем подошел к главному входу в ресторан.
— Дорогая, это мой друг Сэм, который оказал мне огромную услугу. Сэм, познакомьтесь с Моникой Чан.
Это была миниатюрная, едва достававшая до плеча Сэма женщина с гладкими черными волосами и миндалевидными глазами, уже не юная, но все еще очень красивая и невероятно элегантная. Даже не слишком сведущий в этом вопросе Сэм сразу же понял, что это шелковое платье сшито в Париже. Он склонился над ее рукой, и Ребуль одобрительно кивнул:
— Знаете, вы начинаете вести себя как настоящий цивилизованный француз. У нас с Моникой общие деловые интересы в Гонконге, — объяснил он, обнимая женщину за талию. — Она очень жесткий бизнесмен и прекрасный повар. Но должен предупредить вас, Сэм, никогда не играйте с ней в маджонг — она вас порвет.
— Не забывай, что у нас две тысячи лет тренировки, Франсис, — засмеялась Моника. — А теперь расскажи мне, кто все эти милые люди.
Пройдя через двор, они присоединились к остальным. Когда представления были закончены, к ним вышла еще одна пара с тяжелыми подносами, на которых теснились бутылки, бокалы и вазочки со льдом.
— Это Мирей, — объявил Ребуль, — она творит чудеса на кухне. А это ее муж Бернар, он предлагает нам аперитив.
Эта жизнерадостная, упитанная пара, казалось, была наглядным подтверждением кулинарных талантов Мирей. Оделив гостей бокалами с rosé и пастисом, Мирей извинилась и убежала на кухню, а Бернар занялся сервировкой.
Весь этот сельский двор был воплощенной мечтой дизайнера. Окружавшая его высокая каменная стена за несколько сотен лет приобрела мягчайший серый оттенок, и такими же были каменные плиты на полу, испещренные отметинами времени. Вдоль стены выстроились массивные, выцветшие на солнце терракотовые горшки с жизнерадостной алой геранью и белой петуньей. А на стволах каштанов висела целая коллекция соломенных шляп на случай, если прованское солнце пробьется через их крону и потревожит гостей.
Ланч полностью соответствовал окружающей обстановке и представлял собой целый парад любимых блюд Мирей. На закуску им подали beignets de fleur, соцветия кабачков, обжаренные во фритюре. За ними последовали открытые пироги с анчоусами и оливками на подушке из жареного лука — классическая pissaladière [68] из Ниццы. На горячее они ели настоящий шедевр Мирей — шарлотку из баранины и баклажанов, к которой прилагался обжаренный в гусином жире картофель. Потом немного сыра, любезно предоставленного местной козой. И наконец, персиковый суп с побегами молодой вербены. Это был ланч, который, по словам Бернара, давал человеку достаточно сил для целого дня тяжелой работы в поле.
Разговоры и вино лились рекой, и прошло почти три часа, прежде чем Ребуль поднялся на ноги и постучал ножом по краешку бокала.
— Друзья мои, — начал он, — сегодня у нас всех очень счастливый день, и не хочется портить его долгими речами. Но все-таки я не могу не выразить своего восхищения и глубокой благодарности Сэму и надеюсь, он примет от меня это в знак признательности.
Обойдя стол, он подошел к Сэму и вручил ему конверт. Тот заглянул внутрь и обнаружил там чек на миллион долларов. Несколько секунд он молча моргал, а потом поднял глаза на Ребуля. Оба они улыбались, но все-таки Сэму потребовалось время, чтобы прийти в себя.
— За ланч плачу я, — после долгой паузы объявил он.