– Простите, что там было? – не понял незнакомец.
– Поедем. Это не так важно, – кивнул Дронго.
Иранское посольство находилось в ста метрах от здания Баксовета, и в начале шестидесятых в этом старинном двухэтажном здании действительно был детский садик. Позже, в конце шестидесятых, именно в нем было решено открыть генеральное консульство Ирана. Через четверть века после обретения независимости консульство стало посольством. Наверное, незнакомый сотрудник иранского посольства посчитал, что его собеседник просто шутит. Откуда ему было знать, что Дронго говорил правду.
К зданию посольства они подъехали в девятом часу вечера. Незнакомец первым выскочил из своей машины, ожидая Дронго на мраморных ступеньках посольства.
«Как странно, – подумал Дронго, – прошло больше сорока лет. Все изменилось, и я снова вернулся в дом своего детства. Я был совсем маленьким, когда отец впервые привел меня сюда. Сколько мне тогда было? Три или четыре года? Даже немного смешно».
Неизвестный провел его в довольно просторную комнату на втором этаже. За столько лет здесь многое изменилось. Кажется, в этой комнате располагалась средняя группа. Или он путает? Он точно помнил, что при входе был длинный коридор с индивидуальными ячейками для детей. На каждой ячейке приклеен запоминающийся фрукт, чтобы маленькие дети, еще не умевшие читать, могли отличать свою ячейку от чужой. На его ячейке были две вишенки, это он помнил очень хорошо. Сейчас коридора уже не было: очевидно, за столько лет здесь сделали несколько реконструкций и перепланировок.
В комнате его ждал мужчина лет сорока пяти. Среднего роста, густые седые волосы, аккуратно подстриженные седые бородка и усы, внимательные темные глаза, большой запоминающийся лоб. Рукопожатие его оказалось достаточно крепким.
– Я – Зохраб Нафиси, советник посольства, – представился он. – Можете не называть своего имени, я и так знаю, с кем имею честь говорить.
Он показал на стул, стоявший у небольшого столика. Первым уселся гость, на второй стул сел Нафиси.
– Мне известно, что вы говорите на фарси, – продолжил разговор советник, – и, конечно, мне удобнее говорить именно на нашем языке. Но я готов разговаривать с вами на азербайджанском или вы хотите говорить только по-русски?
Дронго усмехнулся. Намек был более чем очевиден, ведь его забрали от резиденции российского посла, с которым он был на «ты» и куда нанес свой первый визит.
– Я думаю, что вам, уважаемый агаи Нафиси, будет сложно говорить на чужом языке, которым вы, безусловно, хорошо владеете, – сказал он по-фарсидски, – поэтому разговаривать будем на вашем языке.
В бакинском диалекте много фарсидских слов, которые используются в разговорной речи, и многие жители столицы понимали фарсидский. Дронго, выросший в Баку, разумеется, хорошо говорил по-фарсидски и по-турецки. Последний почти не отличался от азербайджанского.
– Это очень любезно с вашей стороны, – ответил Нафиси.
В комнату внесли чайник, два грушевидных стакана с блюдечками, которые назывались «армуды», что в переводе означало «груша», так как такая форма стакана позволяла ему долго сохранять тепло, вазочку с вареньем и две розетки с ложечками. А также тарелочку с мелко нарезанными дольками лимона.
– Попробуйте варенье, – вежливо предложил Нафиси, – оно из лепестков розы.
– Нет, спасибо.
– Я могу попросить принести другое варенье, например, из арбузных корочек, кизила, белой черешни или грецких орехов. Какое вам больше нравится?
– Не сомневаюсь, что у вас большой выбор. – По восточным понятиям, нельзя было сразу приступать к основной теме беседы, это считалось невежливым. – Но я не ем сладкого, даже чай пью без сахара, чтобы не поднимался уровень сахара в крови.
– Разве у вас с этим проблемы? – удивился Нафиси.
– Пока нет. Но если буду злоупотреблять сладким, могут появиться. У меня очень нервная работа, уважаемый агаи.
– Да, – согласился советник, – вы должны себя беречь. Такой известный эксперт, как вы, обязан заботиться о своей безопасности, не только о повышении сахара в крови.
Это было предупреждение. Пока только изысканное восточное предупреждение. Нужно знать фарсидский язык и понимать тонкости восточного этикета, чтобы оценить его.
– Надеюсь, что это не самая страшная опасность, которая мне угрожает, – в тон ему ответил Дронго, – особенно в вашем посольстве.
Он обязан был сообщить своему собеседнику, что не рассматривает свой визит в иранское посольство как возможную угрозу его безопасности.
– И мы очень надеемся, – ласково улыбнулся Нафиси, соглашаясь с гостем. – Вы, наверное, удивлены моим неожиданным предложением встретиться со мной и нашей настойчивостью?
– Мой водитель сказал, что ваши люди ждали довольно давно. Значит, вы либо следили за моей машиной, либо заранее знали, что я поеду в резиденцию российского посла.
– Какая разница, как именно мы вышли на вас. Нам очень хотелось увидеться с вами и обязательно переговорить. Полагаю, вы догадываетесь, зачем мы вас так настойчиво искали.
В переводе речь Нафиси звучала достаточно сухо, а на фарсидском более напыщенно и цветисто, при этом он успевал все время говорить комплименты своему гостю. Фарсидский язык – один из самых красивых языков мира, и традиционно считается, что именно на нем поэзия звучит особенно проникновенно.
– Я жду продолжения, – вежливо кивнул Дронго, – ведь мои знания должны умножиться в результате ваших объяснений.
– Итак, вы уже знаете, что примерно две недели назад был застрелен французский дипломат, выходивший из российского посольства. Не буду скрывать, что он был другом иранского народа и нашего государства. У нас не так много друзей, понимающих нашу истину в этом сложном мире. И, конечно, нам очень неприятно, что французский дипломат погиб у российского посольства.
– Им тоже это не особенно приятно, – согласился Дронго.
– Разве может быть приятно, когда вашего гостя убивают у порога вашего дома, – спросил Нафиси, отпивая чай. – Наверное, мы были бы очень огорчены, если бы вас вдруг застрелили в тот момент, когда вы покинете наше посольство.
Это снова было предупреждение. Или скорее угроза. Нужно было ответить на нее немедленно. И ответить без ненужной рисовки и глупой смелости, которая в данном случае выглядела бы немного смешно.
– Я уверен, что со мной ничего не может случиться в здании вашего посольства, под защитой ваших людей. К тому же все происходит по воле Аллаха, а я, как вам наверняка известно, совершил все ритуалы, положенные мусульманину при жизни. И стал соответственно хаджи, кербелаи и мешади, совершив молитву в мечети Аль-Акса. Все происходит по воле Аллаха, но убивший меня человек сразу попадет в ад, – ответил Дронго.
– Это похвально, что вы такой верующий. – Нафиси взял чайник и долил себя чая. Дронго успел выпить свой чай, поэтому Нафиси налил и ему. – Я не думал, что вы сохранили такую истинную веру в своей душе.