– Ее можно использовать, попросив ради шутки бросить какой-то волшебный порошок в бокал бабушки, – предположил Дронго. – Конечно, вероятность подобного крайне мала. Да и девочка не смогла бы в темноте подойти к бокалу бабушки. Но вспомните, что она опрокинула один бокал как раз перед тем, как потух свет.
– Так можно привязать любой жест или любые слова к смерти Марты. А если у нее инфаркт? Вы можете гарантировать, что мы не будем выглядеть болванами? Все-таки ей было шестьдесят пять.
– Не похоже, чтобы смерть наступила в результате инфаркта, – возразил Дронго, – поэтому врач вызвал полицию. Он тоже не поверил в ее внезапную смерть от инфаркта. Здесь произошло нечто иное, и боюсь, что это было отравлением.
– Учитывая, что я привела сюда специалиста по тяжким преступлениям, упросив его прийти со мной в этот дом, то главным подозреваемым буду именно я? – спросила Эмма.
– Только в том случае, если это возможное убийство совершил именно я. А я точно знаю, что его не совершал, – ответил Дронго.
– Нужно, чтобы еще нам поверили сотрудники полиции, – напомнила Эмма.
– И сотрудники прокуратуры, – кивнул Дронго. – Но это уже на их усмотрение. Хотя боюсь, что завтра мне не разрешат покинуть Берлин и попросят задержаться в городе еще на несколько дней, чего я никак не планировал.
– Простите. Кажется, я втянула вас в неприятную историю.
– Ничего. Теперь уже поздно об этом сожалеть. Я сам сделал свой выбор. А заодно и познакомился с такой интересной молодой женщиной, как вы.
– Спасибо, что вы еще способны делать комплименты, – усмехнулась Эмма. – Я думаю, что если бы вы сейчас меня задушили, то поступили бы правильно.
Вдруг раздалась трель звонка у входной двери. Испуганная Калерия Яковлевна поспешила открыть дверь. Через минуту в гостиную вошли сразу четыре человека. Выделялись двое. Один был в форме майора полиции, другой – в штатском. Первый был руководителем бригады Вольфгангом Нерлингером, а второй – сотрудником прокуратуры Юргеном Менцелем. Первый был чуть выше среднего роста, плотный, коренастый, темноволосый, с резкими чертами лица. Второй – в очках, уже начавший лысеть. Обоим было лет по тридцать пять. Все прибывшие сразу обступили тело погибшей и стали осматривать его. Мадлен снова не выдержала и разрыдалась на плече у своего мужа.
– Бедная мама, – все время повторяла она, – бедная мама!
Берндт пытался ее успокоить. Герман тяжело вздохнул. Он не знал, как именно ему следует поступать в таком случае. Поэтому он встал и подошел к дивану, словно готовый выстоять некую почетную вахту рядом с телом своей матери.
Один из прибывших оказался медицинским экспертом, и он о чем-то негромко переговаривался с врачом «Скорой помощи». Нерлингер осмотрел собравшихся.
– Кто здесь был в момент ее смерти? – уточнил майор.
– Все, – ответил Герман. – Мы отмечали наш семейный праздник. Шестидесятипятилетие моей матери.
– Это она? – поинтересовался Нерлингер.
– Да, – кивнул Герман.
– Отсюда кто-нибудь выходил? – спросил майор.
– Нет. Мы все оставались в доме, – пояснил Герман. – Все, кто здесь сейчас находится.
– И больше никого?
– Была еще ее младшая сестра. Фрейлейн Сюзанна. Она плохо себя чувствует и поднялась наверх.
– Вы можете ее попросить вернуться?
– Конечно. Но я бы не рекомендовал вам этого делать.
– Почему? – не понял Нерлингер.
– Она плохо себя чувствует.
– Это я понимаю. Из-за убийства своей старшей сестры?
– Нет. Я думаю, что она не совсем осознала, что именно здесь произошло.
– И поэтому отсюда ушла? – раздраженно спросил инспектор.
– Не поэтому. Она не совсем адекватный человек. В какие-то моменты она бывает абсолютно нормальной, а в какие-то – уходит в другую реальность. Вы меня понимаете?
– Пытаюсь, – пробормотал Нерлингер. – И больше здесь никого не было?
– Были. Еще моя жена с маленькой дочкой. Они тоже поднялись наверх, чтобы не пугать девочку видом умершей бабушки.
– Слишком много людей отсюда вышло до нашего приезда, – пробормотал инспектор, обращаясь к следователю. – Нужно будет тщательно проверить всех, кто отсюда уходил.
– Проверим, – согласился следователь, – но сначала нужно разобраться, что именно здесь произошло.
– А кто остальные гости, которые в данный момент находятся в вашем доме? – поинтересовался Нерлингер.
– Сестра моей жены с другом, – показал на Эмму с Дронго Герман. – Моя сестра и ее муж, – показал он в сторону плачущей Мадлен и ее супруга, – и семья наших близких друзей, – на этот раз кивнул он в сторону семьи Пастушенко.
– А эта пожилая женщина, которая открыла нам дверь. Кто она?
– Домработница моей матери. Ее кухарка. Она помогала матери по дому. Как вы видите, дом большой, он достался нам по наследству, и матери было трудно одной управляться с этим домом. И еще учитывая, что с ней жила ее младшая сестра, которая часто болела.
К ним подошел следователь Менцель, протер очки и взглянул на Германа:
– Вы сын погибшей?
– Да.
– Она раньше жаловалась на сердце или какие-нибудь болезни?
– Нет, никогда.
– Сейчас мы заберем тело вашей матери на патологоанатомическую экспертизу. Нужно, чтобы вы поехали с нами.
– Я не смогу присутствовать на этом… на таком…
– Не беспокойтесь. Мы не заставим вас там присутствовать. Вы только подпишете протоколы. Поедем с нами.
– Хорошо, – согласился Герман и обратился к Берндту: – Я поеду в больницу, а ты проследи, чтобы все было в порядке. Отведи Мадлен наверх, в вашу комнату. И присмотрите за тетей Сюзанной, она должна вовремя принять лекарство. Калерия Яковлевна сама знает, какие именно препараты.
– Не беспокойся, – заверил Берндт, – я прослежу. Поезжай с ними и поскорее возвращайся.
Герман удовлетворенно кивнул и отошел от Берндта. Потом началась обычная суета. Тело Марты погрузили на носилки и вынесли из дома. Мадлен еще раз заплакала. Герман поехал вместе с сотрудниками полиции. Бокал, из которого пила Марта, они забрали с собой. А заодно прихватили и бутылку шампанского и вина, из которых пила Марта. Калерию Яковлевну предупредили, что все остатки пищи будут изъяты специальной бригадой. Она прибудет в дом через час. Нерлингер оставил одного из офицеров, попросив его переписать всех находившихся в доме людей. И, попрощавшись, он уехал вместе с остальными.
Оставшийся офицер исправно переписал всех находившихся в доме, не забыв упомянуть в списке и внучку погибшей. И только затем покинул дом. Плачущую Мадлен ее супруг поднял в комнату на втором этаже. Там были четыре спальни, одну из которых занимала Сюзанна, а вторую – сама Марта. Третья и четвертая комнаты были предназначены для приезжающих сюда Германа и Мадлен. Сама Калерия Яковлевна оставалась в небольшой подсобке на первом этаже. Несчастная домохозяйка собирала посуду с таким потерянным видом, словно потеряла смысл жизни. Наверно, фактически так оно и случилось. Когда она вышла на кухню, в гостиной остались только семья Пастушенко и Эмма с Дронго. Вчетвером они сидели на стульях.