– Я рад это слышать, – удовлетворенно кивнул Стригун и обернулся к Ишлинскому: – Вот видишь, мой подарок ему понравился. И он до сих пор помнит, как удачно тогда выстрелил.
– Случайность, – бросил Араксманян, – никакой он не охотник. У него зрение минус пять или шесть. С таким зрением на охоту не ходят. Ты подарил ему действительно уникальное ружье, и он случайно попал тигру в глаз. Но все равно это ничего не значит. Скажи честно, сколько ты заплатил за это ружье? Только не лги.
– Дорого. Ты же сам сказал, что как за «Мерседес». Только очень дорогой «Мерседес».
– Поль сказал, что за нее отдадут целый парк машин, – ухмыльнулся Ишлинский.
– Это в Швейцарии за него дадут несколько машин, у них налоги гораздо меньше и цены приемлемые, а в нашей стране за нее дадут только один хороший «мерс», – возразил Стригун.
– Вам больше не о чем говорить? – снова надула губы Люба Ядрышкина. – Только о женщинах и об охоте… Все мужчины одинаковые. И очень богатые, и не совсем богатые.
– А с бедными ты никогда дела не имела, – насмешливо произнес Ишлинский.
– Нет, не имела. И не собираюсь иметь в будущем, – с вызовом произнесла Люба. – Если у мужчины нет мозгов, самолюбия и силы воли, чтобы заработать приличные деньги, то мне он просто неинтересен. О чем можно говорить с таким мужчиной?
– Ну да, конечно. Не о высшей же математике, – так же насмешливо продолжал Ишлинский.
– А вы напрасно смеетесь, Артур Георгиевич, – ответила Ядрышкина, – я действительно так считаю. Мужчина должен быть охотником, победителем, стремиться к новым вершинам. А если он тюфяк, мямля и позволяет на себе ездить, то зачем он нужен? Мне такие неинтересны.
– Значит, я ей интересен, – с удовлетворением сказал Стригун.
– Конечно, интересен, – улыбнулась Ядрышкина, – ты у нас настоящий победитель. Женя, а ты почему молчишь? Разве я не права?
Евгения, прислонив голову к окну, дремала. Услышав свое имя, она открыла глаза:
– Что ты спросила? Я не поняла.
– Я говорю, что женщинам нравятся победители, – пояснила Люба, – мужчины, которые умеют властвовать, зарабатывать большие деньги, добиваться успеха в жизни.
– Ну и что? Победители всем нравятся, – устало произнесла Евгения, снова закрывая глаза.
– Вот видите. Она тоже со мной согласна, – обрадовалась Ядрышкина. – А все остальное просто ханжество. Говорят, что можно любить и без гроша в кармане. Очень интересно… Как тогда жить? На какие деньги питаться, одеваться, ездить на курорты? Всю жизнь жить с любимым в хрущевке и по выходным выбираться на свои шесть соток за город в какой-то курятник? И это называется жизнь? Если мужчина по-настоящему любит, он просто обязан обеспечить своей любимой достойное существование…
– Ну да, – рассмеялся Араксманян, – подарить машину, квартиру, шубу, драгоценности…
– А почему бы и нет? – возмутилась Люба. – Конечно, нужно подарить, чтобы женщина чувствовала себя любимой. И, конечно, за такие подарки она будет любить мужчину еще больше, ценить его внимание, его заботу. Вот Рустик подарил мне квартиру и машину. И я ему очень благодарна за это. Я понимаю, что по-настоящему ему нравлюсь.
– А если бы он не подарил, ты бы с ним не встречалась? – заинтересованно спросил Араксманян.
Люба бросила быстрый взгляд на сидевшего рядом с ней Руслана Стригуна. Женским чутьем, своей интуицией она поняла, что это очень важный момент в ее жизни. И поэтому она сразу солгала.
– Вы же прекрасно знаете, Дживан, что Руслан мне очень нравится. И за ним я готова отправиться куда угодно. И без квартиры, и без машины. Мне от него ничего не нужно, кроме его любви, – лицемерно закончила она.
– Но любви, подкрепленной материальными подарками, – улыбнулся Араксманян, – которые только укрепляют твою любовь.
– Да, – подняла голову Люба, – мне нравится, что он успешный, богатый, красивый и обеспеченный человек. Мне нравится, что он может делать дорогие подарки женщинам и ценить их красоту. И ничего плохого я в этом не вижу.
– О чем они говорят? – спросила Джина у Дронго.
– Молодая особа доказывает, что мужчины должны быть успешными и богатыми, чтобы иметь право встречаться с красивыми женщинами, – пояснил Дронго.
– А если не богатый, то его нельзя полюбить? – поняла, усмехнувшись, Джина.
– Говорит, что нельзя.
– Глядя на нее, понимаешь, что у этой дамы свои жизненные приоритеты, – кивнула Джина. – Интересно, что думает по этому поводу ее спутник?
– Он, кажется, согласен с ней.
– И его не унижает такая постановка вопроса?
– Нет. Он тоже считает, что лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным… Извините, есть такая поговорка. На самом деле здесь собрались люди, которые убеждены в том, что деньги дают им право на все. Жить как им хочется, покупать самых красивых женщин, получать от жизни все, что они могут и хотят взять.
– Меня всегда поражают эти новые русские нувориши, – призналась Джина.
Лайза разносила обед пассажирам. Когда она подошла к Ишлинскому, он снова взял ее руку в свою.
– Вы удивительно красивы, Лайза, – сказал он. – Неужели вы оставите нас в Найроби и сразу улетите?
– Да, – улыбнулась она, – у нас следующий рейс из Додомы в Йоханнесбург. Уже сегодня вечером.
– Очень жаль… – Он сжал ей руку. Сидевшая рядом Евгения дремала.
– Мне тоже жаль, – сказала Лайза. – Будете что-нибудь пить?
– Нет. У вас там в конце салона кабинет?
– Да. Для работы.
– Такой удобный самолет…
– Очень, – согласилась она.
– Вы мне его покажете? – Он еще раз сжал ей руку.
– Идемте, – улыбнулась Лайза.
Он легко поднялся и пошел следом за ней.
– Интересно, какая погода сегодня в Найроби, – поинтересовался Араксманян. – Антон, вы не узнавали?
– Узнал, конечно, – ответил Вермишев, – плюс двадцать восемь. Немного жарковато, но в целом нормально.
– Хорошая погода для Африки, – рассудительно произнес Араксманян. – Вот когда бывает за сорок, это плохо.
– Тебе должно быть хорошо и при сорока, – заметил Стригун, – ты ведь южный человек. Должен легче переносить жару, чем мы, северные люди.
– Я всю жизнь жил в Москве, – ответил Араксманян, – мои родители туда переехали, когда мне было только восемь лет. И я привык скорее к московскому климату, чем к южному. Ты помнишь, когда мы с тобой летали в Шанхай, ты еще удивлялся, как я сильно потею и плохо переношу жару.
– Конечно, помню, – улыбнулся Стригун, – как я мог забыть нашу поездку…
Дронго поднялся, прошел в конец самолета, вошел в кабинет. За столом сидела вторая стюардесса. Увидев пассажира, она поднялась и спросила: