— Что ты понимаешь под словами «дешевая иномарка»? — осторожно спросил я.
Она назвала марку машины, на которой я теперь ездил. И тут до меня наконец дошло! Они же видели меня! Соседи! Значит, меня записали в любовники холеной блондинки. И что мне теперь делать? В полицию дорога заказана. Как это будет выглядеть? «Здравствуйте! Я тот человек, которого видели в день убийства на месте преступления!». Далее на меня надевают наручники, я требую один звонок, приезжает адвокат моего отца, и в знак благодарности Леонид Петровский прямо из тюрьмы идет в совет директоров. В костюме в полоску и галстуке. Такой вариант меня не устраивал.
— Что с тобой? — спросила Лена.
— Ничего. Выпьем?
— Да с удовольствием! — Она подняла наполненный официантом бокал.
— Надо помянуть.
— Да. Надо их помянуть. Сволочи! — с чувством сказала Лена.
— Почему это их? — удивился я.
— Как? Разве ты не знаешь? Дело-то закрыто! За смертью подозреваемого в убийстве! То есть подозреваемой.
— Ты хочешь сказать…
— Нервы сдали. Леля покончила с собой. Так ей и надо!
— Она оставила записку? Признание в убийстве?
— И без записки все ясно. У следствия не возникло вопросов.
— Почему же тогда ее сразу не задержали?
— Не знаю. Я вообще не знаю, как это происходит. Меня вызвали к следователю, но я, естественно, не пошла. А через два дня Лелька повесилась в беседке, в двух шагах от своего шикарного дома. И дело закрыли. Но остался вопрос о наследстве. Кому все это теперь достанется? Ее дом, машина, деньги, наконец?
— Как это кому? Родственникам.
— Но разве это справедливо? Ведь я — законная вдова! Но мне не досталось ничего! А Лелькиным родственникам — дом! Они-то здесь при чем? Разве они жили со стариком? Он же был старым маразматиком! Капризничал, как ребенок! Я все это терпела! Я! — все больше распалялась Лена. — А достанется все родственникам его любовницы! Где справедливость?!
— Ты собираешься судиться? — с интересом спросил я.
— Да! Послушай… — Она заглянула мне в глаза. — Ты не мог бы мне помочь?
— Чем?
— Твои родители — влиятельные люди. У твоего отца наверняка есть адвокат.
— И это лучший адвокат, — заверил ее я. — В строительном бизнесе иначе нельзя.
— Не мог бы ты… словом… помочь… мне…
— Но это твои проблемы.
— Они могут стать и твоими.
— Ну уж нет! — рассмеялся я. — Чего мне точно не надо, так это чужих проблем!
— Зачем же ты назначил мне свидание?
Я не мог сказать ей правду. Пришлось выкручиваться.
— Я много о тебе слышал. От наших общих знакомых.
— Например?
И я назвал имя. Я назвал его случайно. Сработала интуиция. Я был незнаком с этой женщиной, но однажды подошел к ней достаточно близко. На расстояние качественного снимка. Точнее, не я, а Павел Сгорбыш. Это была несостоявшаяся жена бизнесмена, тоже модель, которая получила в подарок на день рождения фотоальбом о своих похождениях, но не обрела обручального кольца.
— Почему расстроилась ее помолвка? — в упор спросил я.
Вы бы видели, что стало с Леной! Она побледнела и отшатнулась. Потом замахала руками:
— Нет, нет, нет! Я этим больше не занимаюсь! Я расплатилась с теми людьми! Я ничего им больше не должна!
— С какими людьми? — подался вперед я.
— Ах, ты ничего не знаешь! Ты притащил меня сюда, чтобы навести справки! Информацию собираешь! Решил жениться и проверяешь невесту!
Она вскочила.
— Все мужики — сволочи! И ты — первый!
Она швырнула на стол скомканную салфетку и кинулась к выходу. Я подумал: «Как кстати. Она не увидит мою машину». Потом подозвал официанта и попросил счет. Чаевые были щедрыми.
Когда я вышел на улицу, Лены уже и след простыл. «Как это кстати», — вновь подумал я. Знакомство продолжать не хотелось. Я и так получил от нее все, что хотел. У меня есть три эпизода. По третьему три фотоальбома. Надо срочно заняться склейкой. Состыковать их так, чтобы получилась цельная картинка. Я раньше думал, что Сгорбыш что-то наснимал на территории комбината, директором которого был Сидор Михайлович. Но ведь дело могло касаться и его жены, Лены.
Она сказала: «Я этим больше не занимаюсь. Я с ними расплатилась». Не занимаюсь чем? И с кем расплатилась? Что это за люди? Преступная группировка? Мафия? Чем они занимаются? Вдруг Павел Сгорбыш о них узнал? И со снимками поехал к Сидору Михайловичу? Это вполне могло касаться его жены.
Кстати, где снимки? Часть получил бизнесмен-заказчик в виде фотоальбома. Остальные исчезли. Они могут находиться на квартире у Павла Сгорбыша. Хотя я уверен: там все обшарили. В общем, надо поехать на бывшую работу в редакцию, потом на квартиру к фотографу и собрать весь материал. Все снимки, сделанные нами за последние три месяца. Собрать их в одном месте и заняться склейкой. Два кадра уже состыковались: Лена и та, вторая. Условно я назвал ее «женщина, так и не получившая обручального кольца». К ним легко привязывался и третий кадр: труп в бассейне.
Так я рассуждал, направляясь к дому. Эти мысли отвлекли меня от главного. Лишь через двадцать минут я с удивлением обнаружил, за собой хвост. Да-да! Самой настоящий хвост! За мной на деликатном расстоянии следовала машина. Все по правилам триллера: номер заляпан грязью, стекла тонированные. Я ведь мечтал стать героем боевика, и вот свершилось! Почему же мне не радостно? Потому что ничего приятного нет в том, что за тобой следят. Я дернулся, они тоже увеличили скорость, я сбавил газ, и они приотстали. Невольно я занервничал. Вспомнил отчего-то Джеймса Бонда, потом фильм «Семнадцать мгновений весны» и тут же пару глупых анекдотов. Типа — «лыжники, догадался Штирлиц». «За мной следят», — догадался Леонид Петровский. Мои мысли скакали галопом, я все никак не мог их остановить. Спокойно-спокойно-спокойно… По команде «стоп» последним оказалось слово «лыжники». Я сообразил, что это от страха. Спокойно-спокойно-спокойно…
Машинально я положил руку на грудь, где во внутреннем кармане пиджака лежал заветный конверт. Ты думал, Лео, там мусор. А там бомба! Что же теперь делать? Как водится, я начал с глупостей. Попытался от слежки оторваться, поехал проходными дворами. В результате нарвался на пару грубых окриков и удар кулаком в левую дверцу, после чего меня обозвали «буржуем недобитым» и «сволочью». Люди не любят, когда в их уютных двориках кто-то пытается уйти от погони, тормозит у кустиков, где дети играют в прятки, передними колесами заезжая в песочницу. Мои проблемы никого не волновали. Это за мной следили, а все остальные жили без оглядки. Они просто жили, а я пытался скрыться. В общем, я выехал на проспект. В условиях московских пробок и преследование, и уход от него одинаково затруднены. Если бы мы оказались за городом и я был бы на машине более скоростной, вялое преследование превратилось бы в захватывающую погоню. А так мы стояли в одной пробке в двух метрах друг от друга, они меня видели, а я их — нет.