– Если не подействует, то что?
– Придется пойти к его жене. Говоришь, и дочки есть?
– Да. Взрослые. Одна учится за границей, в Швейцарии, кажется. Другой… дай-ка я посчитаю… Шестнадцать, да.
– А жена у него какая?
– Стерва, – уверенно ответила Маша.
– А, если отбросить эмоции?
– Думаешь, я из ревности? Избалованная папина дочка и стерва, вот она кто! По крайней мере, такая была семь лет назад! И ходит с охраной! Так что, ты к ней не подберешься! Не обольщайся!
– Не забывай, кто я. Секс-символ российского экрана. Для меня любые двери открыты, – похвастался Илья. – Узнаю, где она будет, на какой тусовке, и подгребу туда. Делов-то!
– А если она не ходит на тусовки?
– Куда-нибудь да ходит, – уверенно ответил он. – Им надо вести светскую жизнь. Я ее расколю, не бойся.
– А если она не станет тебя слушать?
– Если бы, да кабы… Но сначала, конечно, я набью ему морду, – Илья сладко зажмурился.
– Тебя в тюрьму упекут, – сердито сказала Маша.
– А кто меня на это подбивал не далее, как сегодня?
– Мне нужен его костный мозг, а без крови я как-нибудь обойдусь.
– Экая ты кровожадная! Ладно, будет тебе мозг. Ну? Успокоилась?
– Успокоюсь, когда он приедет в больницу.
– Договорились. Еще что ли, водочки выпить? – Илья посмотрел на початую бутылку.
– У тебя завтра съемки.
– Что мне будет, с двух-то рюмок?
– Да пей!
– Нервы ни к черту, – пожаловался он, наливая водку. – Хорошо, съемки заканчиваются. Я фильм имею в виду. Сериал-то еще снимаем. Но на денек-другой можно вырваться. В офисе-то воспитательный процесс начинать несподручно, надо бы застать его в злачном месте, и тогда… В какие клубы он ходит?
– Со мной ходил в пятницу вечером, как правило, в самый дорогой и пафосный ночной клуб. Думаю, если ты пойдешь туда, то не ошибешься.
– Покажи мне этого господина, – сказал Илья и, махнув рюмку водки, потянулся к банке с солеными огурцами.
– Надо будет подъехать к его офису к концу рабочего дня. Там я тебе его и покажу… Это похоже на шпионский боевик!
– Наконец-то настоящее дело!
– Я вижу, ты рад.
– Да. Я рад. Рад, что могу тебе помочь, могу действовать. Рад, что, наконец, появилась и мужская работа. Мне как-то даже легче стало. Все будет хорошо, я в этом уверен.
Она вздохнула. Илья, как и Надя, неисправимый оптимист, она же, напротив, пессимистка. Как хочется им верить! Но, Господи, как же трудно!
Какое-то время они молчали. Потом Маша спросила:
– Илья, а где твой паспорт?
– Как-как?
– Я хотела узнать, где ты прописан? Может, у тебя проблемы с регистрацией? Могу я взглянуть?
– Вот это уж точно не твои проблемы! – ответил он довольно резко и встал.
– Но я хотела помочь… – растерялась Маша.
– Тогда со стола убери. Я, между прочим, вчера мыл посуду. Сегодня твоя очередь.
– Но…
– Все. Я спать.
Через два дня
Они с Ильей стояли на часах возле офиса на Чистых прудах, и, как раз была пятница, вечер. За эти семь лет мало что изменилось. Город жил в обычном режиме, с утра в отданные под офисы особняки со всех концов Москвы тянулись «белые воротнички», вечером расползались обратно по домам, а сегодня, в пятницу, по боулингам, бильярдным и ночным клубам, отрываться после напряженной трудовой недели. Вся узкая улочка была запружена дорогими иномарками, в двери входили и выходили люди, ярко светились окна. Когда-то и Маша приезжала сюда на работу, в этот особняк, по документам принадлежащий, насколько она знала, Людмиле Павловне, его жене. Видимо, дела у тестя-банкира шли хорошо, и его зять тоже процветал.
Ничего не изменилось и… Изменилось все! Потому что теперь ей нет дела до всего этого. Маша вдруг вспомнила, как, живя на съемной квартире, ходила по улицам этого огромного города и жадно смотрела на освещенные окна многоэтажек. И думала: неужели среди тысяч и тысяч квартир не найдется и для нее местечка? Маленький домик, который был ей тогда так нужен. И она думала только об этом, считая отсутствие жилья своей главной проблемой. И даже приходила от этих мыслей в отчаяние.
А до этого она хотела купить шубу. И, бродя по тем же улицам, замечала только женщин в шубах, мысленно их примеряла, эти шубы, и думала о том, где взять деньги. По сравнению с квартирой это была мелочь, пустяк, также как сейчас наличие собственной квартиры пустяк по сравнению с диагнозом Сони.
Сейчас она смотрела только на людей. Она смотрела на них и думала: неужели среди этих тысяч и тысяч нет того единственного, который мог бы спасти Соню? И если есть, то, как его найти? Какое у него лицо? Какого цвета глаза? Волосы? Если бы только знать, как он выглядит! Но в том-то и дело, что она не знает ничего. Совсем ничего. Единственная зацепка – родственные связи. Двадцать пять процентов, как сказала Надя. Одна четверть. Много это или мало? Существенно больше, неужели не знать вообще ничего. И она терпеливо стояла у дверей, словно часовой, охраняющий важный объект, не обращая внимания на пронизывающий ветер и мелкий мокрый снег, который сыпался с неприветливого неба. Она была не одна и оттого, что можно разделить свою боль и томительность ожидания на двоих, было легче.
– Замерзла? – спросил Илья и заботливо стал укутывать ее шею шарфом.
Припарковаться здесь нереально, они оставили машину в двух кварталах, и теперь Маша мерзла. Погода сегодня слякотная и отнюдь не декабрьская.
– Может, зайдем в кафе напротив, погреемся? – спросил он. – Кофе попьем.
– Боюсь его упустить.
– Но ты же замерзла!
– Соне сейчас хуже.
– Ну, как знаешь, упрямица.
Около восьми Владимир Васильевич, наконец, появился. Маша не видела его семь лет. Заметила, что погрузнел и словно бы стал меньше ростом. Или ей так показалось, потому что рядом был Илья?
– Вот он, – шепнула она.
Володя был не один. С ним вместе из офиса вышла хорошенькая блондинка высокого роста. Она все время чему-то смеялась, высоко вскидывая голову, зубы у нее были крупные, челюсть сильно выдавалась вперед, и это ее портило.
– Ну и лошадь! – хмыкнул Илья.
– На него смотри! – сердито сказала она. – Ты его запомнил?
– Ага.
Володя посмотрел в ее сторону, и она поспешно отвернулась, спрятала лицо на груди у Ильи.
– Идут к машине, – сказал тот.
Она подняла голову и посмотрела, как блондинка плавно перетекает в сверкающую, словно кусок антрацита, огромную машину с очень низкой посадкой, перетекает, не торопясь, смакуя, чтобы все успели разглядеть и ее, и машину. Последней в салон перетекла нога в блестящем алом сапоге. Потом в машину сел и Володя. Раньше он не любил спортивные машины. «Наверное, теперь, перед тем, как лечь в постель со своей секретаршей, ему надо хорошенько разогнаться», – мстительно подумала Маша.