В половине седьмого она сказала Вене, что позвонили из дома, срочно, мол, надо ехать, и улизнула. Звонок на мобильник застал ее в автобусе.
— Плохо слышно, — соврала она Владу. — Батарейки садятся. Перезвони. Вечером. Лучше завтра. — «А лучше никогда», — мысленно добавила она. Нет, на следующем свидании пора все кончать.
В субботу Жанна встала в скверном настроении. При мысли о предстоящем объяснении ей становилось плохо. Любовь прошла, но страх перед ним остался. О! Влад на многое способен! Жаль, что не на хорошее, а на плохое!
Она сидела на кухне и пила кофе, слушая сетования Матрены Архиповны по поводу своего огорода, в котором пора бы уж и сажать, когда к дому подъехала машина.
— Кого это черти несут? — сказала чуткая на ухо Матрена Архиповна. — Кажись, машина подъехала!
— Я ничего не слышу, — отмахнулась Жанна.
— Выдь на крыльцо.
Жанна направилась было в холл, но гостья ее опередила. Видимо, она бывала в доме и раньше: держалась очень уж уверенно. Столкнулись они в дверях гостиной, и Жанна невольно попятилась. Она уже знала цену таким костюмам, а в особенности, украшениям. Бриллианты в ушах у дамы были настоящие. И одета та была с отменным вкусом. Дама с презрением взглянула на девушку, на ее потрепанные джинсы и вытянутую футболку и вместо приветствия сказала:
— Оставьте в покое моего сына!
Жанна растерялась.
— Кто ваш сын? Кого оставить в покое?
— Она еще спрашивает! — высоким голосом выкрикнула дама и, неверными шагами пройдя в гостиную, рухнула на диван.
— Дайте воды, — неожиданно спокойно попросила.
— Вы кто? — спросила Жанна.
— Меня зовут Анастасия Дмитриевна Глинская, — с достоинством ответила дама.
— Ах да! Ну конечно! — Жанна наконец сообразила, что перед ней мать Игоря, и заспешила на кухню: — Я сейчас. Одну минутку.
Схватив со стола графин и чашку, метнулась обратно.
— Вот, — протянула она даме наполненную соком чашку. Та сделала жадный глоток и вдруг пожаловалась:
— Не умею устраивать сцен. Мне надо поставить вас на место, а я даже не представляю себе, как это делается! И как спасти моего мальчика.
— Мальчика?
— Ничего, ну ничего здесь не изменилось! — вздохнула дама, обведя пытливым взором гостиную. — Бедная Сабина!
— Вам лучше? — участливо спросила ее Жанна.
Анастасия Дмитриевна кивнула, потом отставила чашку и выпрямилась.
— Оставьте в покое моего сына! Прекратите его преследовать!
— Да с чего вы взяли, что я его преследую? — удивилась Жанна.
— Вы сбиваете Игоря с толку! С истинного пути!
— Я понятия не имела, что он там находится.
Анастасия Дмитриевна взглянула на Жанну с интересом:
— У вас хорошее чувство юмора. Я начинаю его понимать. Какое у вас образование? Высшее?
— Десять классов и курсы секретарей. Полтора месяца.
— А Сабурову вы кто?
— Родственница. Дальняя родственница.
— Вот как? Разве ему, а не Сабине?
— С чего вы взяли, что ей?
— Не знаю. Есть определенное сходство.
И тут Жанна заметила, что в дверях кухни стоит Матрена Архиповна. Сердце ее упало. Что сейчас будет? Та воинственно поправила на голове ситцевый платок:
— Это ктой-то тут у нас? — напевно спросила Матрена Архиповна. — Никак гости? — И, подбоченившись, двинулась к дивану. Дама невольно поджала ноги в туфлях на высоких шпильках.
— А вы… вы кто?
— Да кому как. Марии-покойнице — мать. Сергею — теща. Детям — их бабка.
— Ах! Вы мать Сабины! Ну надо же! — всплеснула руками Анастасия Дмитриевна. — Какая колоритная фигура! Нет, нет, вы не обижайтесь! Я очень рада, что с вами наконец познакомилась!
— Тогда, может, чайку?
Глинская кивнула. Жанна вздохнула с облегчением. Слава создателю, последнее время Матрена Архиповна употребляет гораздо меньше крепких словечек.
…Потом они втроем сидели на кухне. Глинская аккуратно, двумя пальчиками, брала с чайного блюдца ароматную плюшку и, откусив маленький-маленький кусочек, клала обратно. Матрена Архиповна смотрела на нее с жалостью и вдруг не выдержала, вздохнула:
— Да кто ж так кусает? Вон ты какая тощая! Стесняешься, что ль? Али не вкусно?
— Нет, что вы! Очень вкусно! А у меня воскресными вечерами чай с печеньем. Готовится по особому рецепту. Фамильному. Собираются истинные ценители искусства. Сейчас так все опошлили! Подумать страшно! Мы музицируем, поем романсы, читаем вслух Катулла, Аристофана, Еврипида…
— Имена все какие-то нерусские! — заметила Матрена Архиповна.
— Эта давняя семейная традиция, — будто не слыша ее, продолжала гостья. — Мои приемные родители завещали свято ее соблюдать. Я не поменяла фамилию после замужества. И сын мой тоже записан Глинским. Муж не возражал. Он хоть и профессор, но, знаете… Одним словом, Козлов его фамилия. Я не решилась. Глинские из очень старинного рода. Потомственные дворяне, — с гордостью добавила Анастасия Дмитриевна.
— Как говоришь? Глинские? — переспросила Матрена Архиповна. И вдруг нахмурилась.
— А рецепт печенья передавался из поколения в поколение. Они так хотели его сохранить! И Дмитрий Сергеевич, и Софья Владимировна. Их семья голодала после революции, но ни ценностями, ни традициями Глинские не поступились. Знаете, я так боялась называть их папа и мама! Они взяли меня из детского дома. Сын Дмитрия Сергеевича и Софьи Владимировны не мог иметь детей, не должен был.
— Это отчего же? — хмуро поинтересовалась Матрена Архиповна.
— Плохая наследственность. Когда Александру было двадцать, Глинские взяли меня, двенадцатилетнюю девочку, из приюта. Сами решили больше не рисковать и детей не иметь. А внуков хотелось. Знаете, древний род, традиции. Кому-то надо это передать. И вот я по-прежнему завариваю по воскресеньям чай по особому рецепту, прошу домработницу испечь печенье. Всю жизнь мне страшно, что сделаю что-то не так. Не то скажу, не так посмотрю. Уроню себя. Хотя до сих пор не понимаю значения этого выражения. Я же не потомственная аристократка.
— А что Александр, — спросила вдруг Матрена Архиповна, — Дмитриевич, кажись?
— А почему вы спрашиваете? — удивилась Глинская. — Он умер еще десять лет назад.
— И деток Бог не дал? — уточнила Матрена Архиповна.
— Конечно. Ну сами посудите… Мало того что у них в роду женщины часто страдали маниакально-депрессивным психозом, так Александр еще и пил! Пил страшно! Умер он от рака печени в пятьдесят с небольшим. А в последние годы жизни у него и с психикой было неладно. Он даже лежал в сумасшедшем доме, — таинственно понизила голос Анастасия Дмитриевна.