Куда уходят грешницы, или Гробница Наполеона | Страница: 65

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Если бы он был таким же умным, как мать! И вот теперь Сид понял: игра окончена. Эти глупцы считают, что шантажируют ее! А мать здесь ни при чем! Грушин ошибся. И чтобы покончить с этим, он сказал:

– Я – шантажируемый.

Он ожидал, что жена кинется к нему с расспросами. Но Прасковья Федоровна молчала. Заговорил Даниил Грушин:

– Что ж, Сидор. Молодец!

Прасковья Федоровна невольно вздрогнула:

– Даня? Ты здесь?

Тот подошел к столу со словами:

– Я видел, как Артем и Инга удалились в гостиную выяснять отношения. А Сидор надумал наконец сделать признание. Мужественное решение. Расскажи нам, кто и за что. Облегчи душу.

Сид зашарил глазами по столу, заставленному тарелками с едой и напитками:

– Горло бы промочить…

– Вот, пожалуйста, – гостеприимный хозяин взял банку пива и протянул ее Сиду.

Тот пальцем пробил крышечку, жадно отхлебнул. Прасковья Федоровна по-прежнему не проронила ни звука. И Сид заговорил…

Черви: дама и король

В то время как в каминном зале слушали историю Сида, Артем привел Ингу вниз. Она не сопротивлялась, шла покорно, но он по-прежнему не отпускал ее руки. Вел за собой, сжимая ее тонкие пальчики, словно проверяя их на прочность. Артем шел, не оглядываясь. И боялся того момента, когда придется повернуться к Инге лицом и сказать ей…

А что, собственно, сказать? Какими словами? Чтобы ей было так же больно, как и ему во время недавнего разговора с Грушиным. Молча он спустился по лестнице на первый этаж. Пересек гостиную, прошел на кухню и, только увидев перед собой стенные шкафы из красного дерева, понял, что дальше идти некуда. Дальше – стена.

Тогда он остановился наконец и отпустил ее руку. Развернулся и увидел огромные голубые глаза, в которых застыл немой вопрос: «Что случилось?»

А что, собственно, случилось?

– Артем? Ты разговаривал с Грушиным? Что он тебе сказал? – спросила Инга.

– Все. И рассказал, и показал.

– Показал? Я не совсем понимаю…

– Ах, ты не понимаешь! Да все ты понимаешь! Ты поняла, что делать, раньше, чем пришла в мой офис! У тебя уже был план, как работать с таким материалом, как Артем Дмитриевич Реутов! Ну так поделись. На будущее. Я готов тебе заплатить. Чтобы знать, как со мной работают. И больше в такие ситуации не попадать. Сколько тебе не хватает на квартиру? Тридцать тысяч долларов? Сто? Я дам. Только оставь меня в покое! Уйди из моей жизни!

– Ты и это знаешь… – упавшим голосом сказала Инга.

– Сегодня вечер сюрпризов. Все вдруг прозрели. Должно быть, мне стоило через это пройти. Но как ты не понимаешь! Я же тебя любил! По-настоящему любил! Первый раз в жизни! И последний! Я только сегодня это понял!

– Артем…

– Нет, погоди. Этот сон… Когда мои друзья, знакомые, сотрудники, родственники стали подниматься наверх и я понял, что тебя среди них нет, мне стало страшно. И я кинулся вниз. Теперь понял: за тобой.

– Я не понимаю, о чем ты…

– Мне стало вдруг пусто. Даже во сне сердце сжалось. Вспомнились те вечера, когда мы с тобой вдвоем сидели на кухне и разговаривали. О планах на будущее, о нашей фирме. Обсуждали общих знакомых, говорили о том, как было бы хорошо… Нет, не могу! Мне казалось, я встретил человека, который единственный меня понимает! Для меня это и есть любовь. Когда можно сказать все, что думаешь, зная, что тебя правильно поймут. А ты притворялась! Притворялась, что понимаешь! Работала со мной. С материалом.

– Я тебя тоже… любила. Люблю…

– Не ври! Только не ври! Грушина ты тоже любила, когда нанялась к нему в горничные? Или как? Ты его тоже слушала. Внимательно.

– Но Грушин – это не ты!

– Еще бы! Он тебя мигом раскусил! И сказал: «Девочка, ничего не выйдет». Сколько он тебя платил? Какова твоя цена?

– Артем…

– Не сметь! Бесплатно – дороже. Ха-ха! Тысячу раз он прав! Скажи: ты делала аборты?

– Я…

– Только честно.

– Делала, но…

– От меня делала?

– Нет.

– Врешь!

– Я действительно люблю тебя! – с отчаянием сказала Инга.

– Все. Хватит. Тема любви закрыта. Я не хочу больше об этом слышать. Никогда. Ни сейчас, ни после. Ни от тебя, ни от кого-нибудь другого. Будем считать, что этим я уже переболел. Перейдем к делу. Итак. Ты призналась этой… писательнице и ее муженьку что ты – шантажистка. Это правда?

– Да. Но…

– Отвечать! Твое «но» ничего не стоит. Эмоции оставь при себе. Меня интересуют факты. Ты – шантажистка. Ты шантажировала Валентина?

– Нет.

– Так. Значит, Ваня Смирнов с тобой не делился?

– Нет.

– Тогда ты шантажировала меня.

– Это неправда!

– Это правда, – почти ласково сказал Артем. – Полгода назад я заплатил шантажисту несколько тысяч долларов. За молчание. За то, чтобы сделки больше не срывались. Тогда же ты сделала взнос за квартиру. Откуда?

– Я… – замялась Инга.

– Это мои деньги. Не смей больше врать! Господи, как же я тебя ненавижу! Вот ты стоишь передо мной и говоришь: «Я действительно тебя люблю!» А в твоих глазах я читаю: «Ах, какая жалость, что рыбка с крючка сорвалась! Может быть, ситуацию еще можно спасти?» Нельзя! Даже не думай!

– Почему ты веришь Грушину и не веришь мне?

– Да потому что я видел! И слышал! Своими глазами! Своими ушами! Зеленую шляпу! И это: «С таким материалом можно работать»… Ты понимаешь, что чувствует человек, когда про него говорят: материал?! Любимая женщина говорит?! Ты это понимаешь?! Или ты бревно бесчувственное?!

– Но это было до того, как…

– До чего? До знакомства? Ты изменилась? Стала другой? Да невозможно это изменить! Это не меняется! Ты дешевка!

– Артем… – всхлипнула Инга.

– И слезы твои – дешевка. Ты до самой смерти не изменишься. Будешь врать, притворяться, деньги вымогать…

До него вдруг дошло: это же можно прекратить простым способом. Больше никогда ее не видеть. И не слышать. Никогда… Он сообразил, что опирается спиной о кухонный стол, а там в ящике… Там в ящике лежит пистолет.

– Прости меня, – еще раз всхлипнула Инга. – Я сейчас все тебе расскажу. О шантаже. О том, где брала деньги…

– Я не хочу этого слышать. – Его рука уже нашарила ручку, осталось только потянуть за нее, чтобы открыть ящик…

– Я действительно нанялась в горничные к Грушиным с определенной целью. Подруга меня устроила. Светка.

– Рыжая? – машинально спросил он, вцепившись в ручку.