Она так и сказала: «Всё». Словно поставила точку. Всё, мол, конец. Петя домой не вернулся. Барышев угрюмо смотрел на фотографию двадцатилетней давности. Потом тяжело, словно роняя не слова, а булыжники, сказал:
– Это был Самарин. Описание внешности водителя и номер машины сходятся. Это был Самарин.
– Но ведь Петя сказал, что этот человек мне неприятен! – отчаянно воскликнула Анастасия Вячеславовна. – Я очень люблю Рому! Многие считают его неприятным человеком. Он странный, угрюмый. У него случаются запои. Но Петя не мог встретиться с ним на улице! Не мог! Петя обязательно привел бы Рому в дом, зная, как я к нему отношусь!
– Настя, успокойся, – сказал Леонидов.
– Ждал другого, а приехал Самарин, – добавил Барышев.
Алексей вновь посмотрел на него с уважением. Умно! Но тогда Самарин должен был знать о встрече.
– Надо ехать, – сказал Серега, поднимаясь. – Найти его машину. И самого Самарина найти не мешало бы.
И тут у него зазвонил мобильный телефон.
– По работе, – сказал Барышев, взглянув на определитель номера, и вышел из кабинета.
Алексей и Настя остались вдвоем. Повисла долгая пауза. Леонидов мялся. Потом сказал:
– Настя… Анастасия Вячеславовна…
– Не надо. Всего не предусмотришь. Когда он сломал ногу и сильно ушиб позвоночник, мы отдыхали на юге. У нас появились первые большие деньги, и мы решили их весело по тратить. Когда ехали туда, было так хорошо! Кто виноват в том, что стало так плохо? Архитектор, который так неудачно спланировал водяную горку? Строители, которые ее соорудили? Петя, не рассчитавший свой вес? Я, которая его туда пустила? Кто? Всего не предусмотришь.
Алексей хотел что-то сказать, но вошел Барышев. Глянул выразительно и изрек:
– Напарник установил, откуда был звонок, тот самый, в половине третьего. Оперативно работают!
– И? – Алексей даже привстал.
– С квартиры Рощина. Звонили Петру Андреевичу на мобильник, но звонили с домашнего телефона.
– Немного странно, ты не находишь? – спросил Алексей. – Почему не с мобильного? Почему не на домашний?
– К телефону всегда подхожу я, – сказала Настя. – Видимо, не хотели посредников.
Она упорно не называла имен. Этой женщине трудно было поверить, что Петю убил кто-то из близких. Друг семьи.
– Понятно, – вздохнул Алексей. И Барышеву: – Что делать будем?
– Надо ехать к Рощину. Самарин живет за городом. А Рощин в центре. Нам все равно по пути. Поедем к Самарину через Рощина. Леша, придется воспользоваться твоей машиной.
– Машина что, – пробурчал Леонидов, – завтра утром мы с женой тоже на дачу собирались. Ночевать холодно, а на солнышке погреться – в самый раз. А теперь, получается, накрылись мои выходные.
– Ошибаешься, – ощерился Барышев, – работа – да, накрылась. А что касается выходных…
Анастасия Вячеславовна провожать их не пошла. Гувернантка и дети на половине родителей так и не появились. А интересно было бы побеседовать с этой женщиной. Молоденькая, хорошенькая. В том, что касается шашней хозяина и гувернантки, Леонидов был уверен, у нее – ни единого шанса на успех. Но хозяин – не единственный мужчина. Есть и другие, бывающие в доме.
Теперь он знал: трагическая гибель Петра Андреевича связана с его хобби. Фехтование. Только эта сторона жизни большого человека и большого бизнесмена была окружена тайной. Обо всем остальном Леонидов по долгу службы знал. Значит, четыре мушкетера. По аналогии Воловой должен был быть Портосом. Высокий, могучий, добродушный. Женившимся на госпоже Кокнар и обзаведшимся кучей маленьких Портосиков. Он невольно усмехнулся, представив Настю Воловую в роли госпожи Кокнар. Кто не играл в детстве в мушкетеров? А что такое тогда Евгений Рощин? Не иначе как д’Артаньян. Неудержимый, весь заряженный на победу. Интересно на него посмотреть. Как же! Знаменитость! Чего хотел – добился.
Первый раз Евгений Рощин женился по расчету. Он учился на последнем курсе. И вскоре должен был защищать диплом. Показать комиссии свой дипломный спектакль. И вновь фехтование. На «Гамлета» он не замахнулся, решил поставить «Двенадцатую ночь». Веселую комедию со счастливым концом. Постановка была насыщена фехтовальными репризами, которые Рощин ставил с блеском. Спектакль получался веселым, но на душе у Евгения было мрачно. А что дальше? Он уже понял: без родословной в мире искусства пробиться трудно. Ну получит он диплом, где будет отмечена его отличная работа над дипломным спектаклем. Да, мило, хорошо, просто замечательно. Но на хорошее распределение рассчитывать не приходится. Все теплые местечки давно уже закреплены за своими. Талантливы они или бездарны, значения не имеет. У того-то папа заслуженный артист, у того-то известный режиссер, у той-то театральный критик. И все. В этой обойме Жене Рощину местечка нет. Хотя и его родители люди непростые. Но папа-ученый к искусству отношения не имеет. Если бы Женя хотел заняться наукой… К тому же отношения у отца с сыном напряженные. Есть мнение: режиссер – это не профессия. Нет, папа будет рад, если единственное чадо щелкнут по носу.
Все, на что можно рассчитывать, это провинция. Либо свободный диплом. Это только звучит громко: Театральный институт! И конкурс туда огромный! Уж сколько их упало в бездну? Талантливых мальчиков и девочек. В бездну безвестности. Везет единицам, остальные годами ждут своей удачи, и большинство из них так и не дожидается.
Он живо представил себе захолустный городок: комната в общежитии, плохие дороги, население – сто тысяч жителей, один рынок, один парк, который, как правило, называется центральным, и один драмтеатр. Либо Дом Культуры. Места культурного отдыха населения. Зал на двести мест, в холле ряды откидных стульев и полуторалитровые стеклянные банки вместо пепельниц. На стульях сидят «артисты». Курят. Это вполне может быть народный театр, значит, люди приходят сюда после работы. То ли играть, то ли расслабляться. И первым делом изливают душу. Жалуются на бытовые проблемы и начальство. И он, Евгений Рощин, в отвратительном пиджаке, с засаленными волосами, пытаясь преодолеть сонливость и равнодушие, объясняет, как и что надо играть… Рощина передернуло. Можно, конечно, бросить камень в это болото. Не спиться, не опошлиться, сколотить блестящую труппу, поставить сногсшибательный спектакль, вызвать столичную прессу на премьеру и добиться перевода в Москву. Но сколько лет на это уйдет? Два года, три, пять? Заканчиваются восьмидесятые, в воздухе чем-то запахло. Словно грозовые разряды носятся. Нет, надо во что бы то ни стало остаться в Москве. Нельзя отсюда уезжать, надо держать руку на пульсе жизни. И выход есть. Есть выход. Рощин давно уже его нашел. Курсом младше учится на артистку единственная дочь Народного, чье лицо известно всей стране, от мала до велика. Она некрасива и, кажется, бездарна, но кого это волнует? Тот, кто взял ее в свой мастеркласс, близкий друг папы. Вместе появляются в популярных телевизионных передачах, о многолетней дружбе своей отпускают веселые шутки. В том, что после окончания института Милочка получит работу в одном из лучших столичных театров, куда публика валит валом, никто не сомневается. Потому что папа там звезда первой величины. На него и идет публика. И он, не стесняясь, диктует Главному свою волю. Вот бы устроиться туда режиссером! Хотя бы на полставки! На малую сцену! На основную, понятное дело, никто не пустит. Но малая… Надо жениться на Милочке. И все. Примкнуть к клану. Обзавестись родословной. Получить протекцию. Тогда все увидят, наконец, какой талантливый парень Женька Рощин. А не будут равнодушно пожимать плечами: «Да, мило. Но таких много».