Подлетела его испуганная беленькая супруга.
— Жена, дай мне сухие носки и штаны. И чаю горячего.
— Может, тебя лучше погреть?
— Ладно, ребята, — вздохнул Леонидов. — Время собирать камни. Давай, Серега, переодевайся и заходи ко мне. Ты вчера был самый трезвый, свидетелем будешь.
— Это тебе так показалось. Просто я большой, у меня масса устойчивая, сильно не раскачивается.
— Брось скромничать, что-нибудь да помнишь. Составим с тобой план действий и попытаемся облегчить работу местным органам правосудия.
— Да, называется, отдохнули.
— Ну, ладно, иди давай. А я к Ирине Сергеевне. Она-то предвидела подобный инцидент? Надо это дело прояснить.
Так капитан Алексей Алексеевич Леонидов и начал расследование по факту убийства коммерческого директора фирмы «Алексер» Сергеева Павла Петровича.
Ирина Сергеевна Серебрякова сидела в том же углу дивана. Любимый пушистый платок до подбородка укутывал ее расплывшееся тело, взгляд не отрывался от пустой бутылки, придерживающей белое полотенце на углу стола. Алексею не хотелось к ней сейчас лезть с вопросами, но выхода не было.
— Ирина Сергеевна, я должен вас побеспокоить.
— Да, я готова, — откликнулась она, как будто последние полчаса только и делала, что ждала, когда с ней захочет побеседовать работник уголовного. выска Леонидов.
— А к чему, простите, готовы? — переспросил он удивленно.
— Вы же сказали, что хотите побеседовать.
— Да. Где уединимся? В вашем номере?
— Там Нора.
Леонидов осмотрелся: Пашиной красавицы среди присутствующих дам действительно не наблюдалось.
— А чего она, чаю не хочет?
— Нора сейчас ничего не хочет, вы сами подумайте, разве ей до людей? Паша ведь был ей не чужой, сама помню, как когда-то… — Она споткнулась о неприятное воспоминание, но сдержалась. — Лежит, знаете ли, лицом к стене, в одеяло закуталась. Бедная девочка…
— Переживает, не иначе. Такая существенная финансовая потеря, — не сдержался Алексей.
— Ну, зачем же вы так? Давайте пройдем в ту боковую комнату. — Она кивнула на дверь под номером двадцать один.
— А кто сюда заселился?
— Никто. Должен был один из шоферов с женой, но он неожиданно заболел, накануне заезда в санаторий. Деньги за путевки не вернули, и ключ вчера выдали. Помните, мы вчера сюда сложили вечером продукты и спиртное из моей машины?
Леонидов вообще смутно помнил вчерашний вечер и уж тем более не отследил, где поместили многочисленные запасы.
— Ключ у вас?
— Там, должно быть, открыто. А ключ вчера вечером Паша, кажется, забрал.
— Паша?
— Да, он занимался разгрузкой продуктов.
«А спиртное прямо в себя разгружал, не иначе, — прикинул Леонидов. — Надо будет ключик поискать в его карманах».
В двадцать первом горой были навалены сумки и коробки с деликатесами, которых Алексей с семьей не мог позволить себе даже по самым большим праздникам.
— Да тут целый маркитантский обоз! — воскликнул Леонидов, оглядывая батарею разнокалиберных бутылок. Две кровати из трех были разобраны, на тумбочке стояла открытая неполная бутылка водки, два стакана, початый пакет апельсинового сока.
— Здесь кто-то ночевал? — спросила Серебрякова.
— Боюсь, этот товарищ был не в единственном числе. Между прочим, удобное местечко, и к столу вылезать не надо, все под рукой. Кто-то воспользовался.
— Да, похоже.
— Присядем, Ирина Сергеевна, не стесняйтесь. Я вот в это кресло, если позволите. Соку не хотите?
— Нет, спасибо. Я готова ответить на все ваши вопросы, Алексей Алексеевич.
— А сами никакую версию случившегося выдать не хотите?
— Да, я нечто подобное предполагала, но произошло совсем не то, что я ожидала, понимаете? Мне казалось, что жертвой мог стать Валера Иванов, именно с ним связаны все конфликты на фирме.
— Знаете, и мне так осенью показалось. Значит, убийца промахнулся, выбирая жертву? Но принять Павла Петровича за Валерия Валентиновича можно только в полной темноте и то не на ощупь.
— Я пыталась после того, как вы мне рассказали о результатах расследования, что-то исправить…
— Глебова, например, взяли назад, пообещали после Рождества вызвать на работу Анечку Барышеву. Попытка обратиться к славному прошлому, так я понимаю? Но разве можно что-то вернуть? По-моему, тот «Алексер» давно кончился.
— Да, но мне так захотелось возродить в магазине ту атмосферу, которая была, когда они только начинали дело, все работали вместе, но без увольнения Валеры это было невозможно, а без него развалилось бы то, что уже есть. Я не могла решиться на такой шаг, понимаете?
— И вы решили Валерия Валентиновича не трогать, а вместе с ним и группу родственников-блюдолизов. И что, ваши меры дали какой-нибудь результат?
— Трудно сказать. Вернулись Глебов, Ольга Минаева, секретарша моего покойного мужа…
— Да, я ее помню. На какую работу вы ее рекомендовали?
— В помощь Паше. Он сам попросил, знаете, ведь много дел, касающихся фирмы, перешло к нему после смерти Александра.
— И Павел Петрович попросил просто помощницу или конкретно Ольгу?
— Ну, он намекнул, что глупо тратить время на обучение кого-то постороннего.
— Разумно.
— Потом он же попросил за Аню Гладышеву.
— Что-то раньше я в нем такого благородства не замечал. С чего вдруг такие перемены? Еще кого пытался вернуть?
— Тут-то как раз и возник конфликт: чтобы взять на работу еще одного менеджера из уволенных, надо было куда-то пристроить Сашу Иванова. И продавец у девочек явно получался лишний. Валерий уперся: ни туда ни сюда. В коллективе заговорили о том, что он выживет Глебова из фирмы. А Борис — фанатик. Он без своей работы что без воздуха. Естественно, Паша вступился за Борю, Валера — за свою команду. В итоге фирма раскололась на два лагеря.
— Состояние «холодной войны»?
— Да не такой уж холодной, бывало и горячо. Доходило до таких разборок! Девочки у нас очень темпераментные.
— Чьи же, Балерины или Пашины?
— Танечка Иванова может за себя постоять и Лиза.
— Это такая высокая, полная? Женщина с веслом?
— Крупная девочка. Вы всегда все утрируете, Алексей.
— А Эльза?
— Кассирша? Та спокойная. Но, знаете, я ее недолюбливаю. Несмотря ни на что, я предпочитаю иметь дело с открытыми, быть может, даже с шумными людьми, но не с такими тихонями, которые пакостят из-за угла. Ходит такая дрянь, сплетни потихонечку собирает. У нее даже досье на каждого составлено, компромат своего рода.