– Вы этим в бассейне занимались?
– А где ж еще? Все ж остальные комнаты заняты были! Не в душе же?
– Да, там тесновато, – сказал Руслан, оценив габариты мужика. – Значит, вы с Викой любились в бассейне…
– Тихо ты! – воровато оглянулся Василий. – Я женат.
– Жена тоже здесь работает?
– Ага. В другую смену. Но, сам понимаешь: подружки.
– И как же она тебя, Василий, в сауну с девочками отпустила?
– Не с девочками, а с Сашкой Нахрапьевым.
– В общем, вранье на вранье.
– Зачем мне врать? – отвел глаза Василий.
– Хорошо. Дальше рассказывай.
– Они начали обшаривать избу. Тут и новенькой хватились. Кассирши. Все кинулись в сауну, вытащили ее. Истопник все печку осматривал. И головой качал. Что-то бормотал на своем языке. Я ни слова не понял.
– То есть он вышел оттуда последним? Из сауны, где угорели женщина?
– Точно, – кивнул Василий. – Мы ее унесли, а он остался. Все возле печки крутился.
– Садитесь за стол, – предложила дородная дама, завитая барашком. Он ее запомнил еще в «Лесном».
– Да мы вроде уже сидим, – подмигнул он ей.
– Тогда ближе подвигайтесь. Вам кофе налить? – обратилась к нему худая брюнетка с ярким загаром. Ее он тоже запомнил. Лесина наставница.
– Да.
Все расселись, зазвенели чашки, застучали ложечки, размешивающие сахар. Вроде бы мирные посиделки. Какое-то время молчали, пили кофе. Он думал. Зайцев со товарищи, значит, обшарили дом, затоптали все, что только возможно. Улики, следы. Поработали, в общем. Но все равно ничего не нашли. Иначе Петр Иванович не торчал бы у домика для отдыха до конца и не приехал бы потом в Р-ск. Не искал бы капитана Свистунова в Первомайском. Если приехал, значит, что-то у него не срослось.
Прицелился в «барашка»:
– Напомните, как ваше имя-отчество?
– Валентина Федоровна.
– Вы, Валентина Федоровна, женщина цветущая, в теле. Что приятно.
Она зарделась.
– И готовить, должно быть, умеете. Раз покушать уважаете.
– А кто ж салаты делал? Баклажаны жареные с чесноком, картофель молодой, зеленью обсыпанный, да со сливочным маслицем. Я все укутала, чтоб не остыло. Дома готовила, здесь разогревала в микроволновке. Перед отъездом. И – в одеяло. Водочка хорошо под горячее идет.
– Да, это так, – вздохнул он. – За провиант вы, значит, отвечали. А могу я с вами побеседовать тет-а-тет? Дамочки, я каждую из вас буду отводить в уголок минут на десять, но вы не пугайтесь, – обратился он к остальным.
Те переглянулись и опять захихикали.
– А мы не пужливые! – тряхнула кудрями брюнетка.
– Ну, вот и хорошо.
«У Зайцева был союзник. Кто-то из этой компании. Ну не мог Петр Иванович, умница, не подстраховаться. Девяносто процентов на десять, что был. Но кто? Ты должен это выяснить, потому что этот человек будет продолжать сливать ему информацию. И о твоем визите в супермаркет тоже. Кто? «Барашек»? Мужик? Или… Вика? Хорошенькая».
Они с «барашком» отошли в самый дальний угол и уселись на стулья друг против друга.
– Я вот почему вас отозвал, – заговорщицки подмигнул он. – Раз вы в теле и покушать любите, значит, сильно-то в сауне не захмелели.
– Да я была как стеклышко! – заверила Валентина Федоровна, отчего он в своих словах сразу же усомнился. Если человек перебрал, ему почему-то кажется, что он был абсолютно трезв, причем он беспрерывно уверяет в этом окружающих. И чем он пьянее, тем больше и уверяет. Закусывала-то она хорошо, но, видать, и пила немало. Он вздохнул:
– Верю. Кто первый пошел в сауну?
– Значится, так. – Она облизнула губы и затараторила: – Новенькая пошла. Кассирша. Мы сели за стол и, пока картошечка не остыла, по капельке выпили. А она вообще не пила. Только губы обмакнула. Сняла с себя кольца-серьги и пошла париться.
– То есть первым делом сняла с себя все украшения?
– Да все ж потом так сделали! Натоплено-то было как! Золото ж, когда сильно нагретое, жжется!
– Она возвращалась?
– Да. Уже в колпаке.
– В каком колпаке?
– Войлочном. Висят в предбаннике, на гвоздях. Чтобы волосы не пересушивались. «Ой, говорит, кулон снять забыла. Где моя сумочка?» И начала оглядываться. Пока кто-то не сказал: «Да вот же она!»
– Что, сумочка не на виду лежала?
– Да в том-то и дело, что на виду! Я еще подумала, что у новенькой зрение слабое. Бывает. Она открыла сумочку и что-то туда положила. Потом ушла париться.
– Значит, она была в войлочном колпаке, в простыне и не узнала свою сумочку.
«Ольга. Вот когда она положила туда ключи на приметном брелоке! Ситуация проясняется. В колпаке и без косметики ее не узнали. Она увидела, что Леся ушла, и заглянула в комнату отдыха, чтобы положить в ее сумочку ценную вещь».
– А когда ушел Нахрапьев?
– Ой, все ж смешалось! Мы развеселились, и дальше начался кавардак. Я не помню, – засмущалась Валентина Федоровна.
«Не она. Человек Зайцева – не она. Его агент других поил, а сам не пил. То есть пил в меру. Блондинка, что лежала на лавке с полотенцем на голове, автоматически выбывает. Она была никакая. «Барашек» ему не нужен. Ничего не помнит. Ее интересовали только салаты. И водка, разумеется. Свободна».
Следующей он отозвал худую брюнетку и первым делом выяснил, что ее зовут Надей. Внешность запомнил, а вот имя из головы вылетело. Стареет. Раньше уголовное дело сидело в башке мертво, со всеми подробностями, с именами-отчествами свидетелей. Его учил работать Ванька Мукаев, а тот был сыщиком от бога.
– Наденька, как вам работалось с Лесей?
– Вообще-то нормально. Она красивая.
– Что, пользовалась успехом у мужчин?
– У покупателей? Нет, они видят только униформу. С ними ж такие дамочки приходят! Что им какая-то кассирша? Это ж не мюзикл, а супермаркет!
– А вы мюзиклы уважаете? Какие?
– «Сестра его дворецкого»! – с вызовом сказала Надя.
Он слегка напрягся. На всякий случай заметил:
– Хороший фильм. Но, кажется, старый?
– Ну и что?
– Есть еще эти, как их? – Он щелкнул пальцами. – «Кошки»! Во!
– Мне нравятся старые мюзиклы, – упрямо сказала Надя. – Про любовь.
– Ладно, давайте ближе к теме. К любви. Значит, Леся красивая, но мужчины на нее внимания не обращали.
– Отчего же? Нахрапьев сразу обратил. И потащился к ней в Р-ск.
– Вы не с обидой ли это говорите?