— А мне вообще некуда деваться. Меньше чем через месяц эту квартиру придется освободить.
— Это не деловой разговор, это просто выяснение отношений.
— Я никуда не поеду. Я больна.
— Черт! Даже если врубить мигалку, мы все равно к семи не успеваем! Но это же не приемная президента. Семь, восемь, девять, какая разница! Одевайся!
— Нет.
— Ты операцию срываешь! Я тебя в тюрьму посажу! Это же не игрушки, в конце концов!
— Сажай. Только не сейчас, потому что я возьму справку о своей болезни… Стасик, хватит капризничать. Проходи в комнату, садись на диван. Давай хотя бы чаю попьем.
— Хорошо. Только один звонок.
— Можешь воспользоваться моим телефоном.
— Спасибо огромное, у меня свой. Иди, ставь чайник.
В прихожей он негромко говорит:
— Мужики, поедем чуть позже. Баба задурила. Если хотите, можете подняться. Нет, ничего не отменяется…
… — Этот дом?
— Должно быть. Улица, номер, все сходится, -Люба посмотрела в бумажку. — Только я не вижу здесь оперативников.
— Что они тебе, на милицейских машинах сюда поедут! Замаскировались.
— Да? И что ты предлагаешь?
— Поднимайся наверх, а там посмотрим. Может, они в подъезде караулят?
— Что-то мне не по себе.
— Хочешь, я с тобой пойду?
— Ты-то здесь причем? Тебя не приглашали.
— А те, в квартире знают, кого куда приглашали! Ха! Скажу, что мне тоже велели отработать долг. Или я не рыжая? — И Люська гордо тряхнула апельсиновой головой.
— Сиди пока в машине.
Люба выходит из «Гольфа» и оглядывается по сторонам. Дом, как дом, тихий дворик, деревья, с которых уже наполовину облетела листва. В плаще, даже надетом на плотный пиджак, прохладно. Возле первого подъезда оживленно обсуждают что-то две бабульки, да девушка в синей куртке выгуливает породистого пса. Больше никого. Если Стас здесь, он должен подойти. Просто обязан. Может, в подъезде стоит?
Она смотрит в бумажку. Неуверенно заходит. Ни кодового замка, ни консьержа. Очень жаль. Был бы тот внимательный старичок со своим журналом, он бы не только все запомнил, но и все тщательно записал. Люба поднимается пешком. Второй этаж, третий. Тишина. Может, оперативники стоят чуть выше, на площадке четвертого этажа? Десять минут восьмого, Эльвира должна была приехать и, возможно, находится в квартире, за этой дверью. Позвонить?
Люба неуверенно нажимает на кнопку звонка. Лицо у парня, открывшего дверь абсолютно тупое, ни единой эмоции:
— Проходи.
Второй, одетый в черную кожаную куртку, энергично двигает челюстями, перекатывая во рту жевательную резинку:
— А рыжая не пришла. Ничего, она об этом еще пожалеет!
Как это не пришла?!
— Поехали. Здесь Колян останется на всякий случай. Тачка у него есть. Может, девушка и передумает. Если жить захочет.
Люба справедливо полагает, что это сказано специально для нее. Мол, кто не принял условия, тот здорово пожалеет. Вот, значит, каким образом они добывают женщин и поставляют их в подпольные публичные дома! И у них наверняка не одна эта квартира. С чего она взяла, что Эльвире тоже дали этот адрес? Мало ли на свете рыжих женщин?
— Прошу, — подталкивает ее к двери парень, жующий жвачку. Естественно, что он не представился.
— Послушайте, как вас там, — пытается войти в контакт Люба.
— Пешочком, лифта не будем дожидаться. Двигай.
Он идет следом, чуть ли не дышит в затылок. У подъезда стоит Люськин «Гольф» и Люба немного успокаивается. Она не одна. Подруга не бросит, обязательно поедет следом. Господи, почему они идут в ту же сторону?! Неужели поняли, что Люба приехала не одна?!
— Залезай, — парень распахивает перед ней заднюю дверцу черного «Мерседеса» с тонированными стеклами. Слона-то она и не заметила! «Мерседес» стоит шагах в трех от Люськиного «Гольфа». Подруги в машине не видно, Пригнулась? Это правильно. Все, тронулись. Как же узнать, едет за ними ее «Гольф» или не едет?
По бокам сидят двое крепких парней, впереди обозрение тоже закрывает широкая спина. Рядом с водителем сидит мужчина. Да у них целая организация! Надо запоминать дорогу. Только без паники. Осень, темнеет рано, пока машина едет по городу, можно ориентироваться по ярким вывескам и названиям крупных универмагов. Кажется, они едут на южную окраину столицы. А дальше что? Vip-сауна, вернее, притон, находится за городом. В этом направлении Люба никогда не ездила, здесь все кажется незнакомым. Парни молчат, то ли дремлют, то ли по натуре такие застенчивые. Разговорить их?
— А куда мы едем?
— Узнаешь.
— А документ свой я назад получу? — Какой документ! У тебя же не было с собой паспорта!
— Получишь.
— А кто там еще будет?
— Заткнись, а?
Люсенька, милая, где ты?!
…Черный «Мерседес» едет слишком уж быстро. Это же не старенький «Гольф»! А вдруг они заметят? Все гораздо серьезнее, чем казалось. И никаких оперативников возле дома не было, теперь Люська знает это наверняка. Кроме ее «Гольфа» ни одна машина не поехала следом за «Мерседесом». Что могло случиться? Главное, не оторваться. Они должны тормозить у светофоров, в Москве много светофоров. Но скоро «Мерседес» выедет за город, и тогда… За город?!
Нет, на трассе Люське за ним не угнаться. Водитель черной машины прибавляет газу и «Гольф» безнадежно отстает. Все, уехали. На глазах у Люськи злые слезы. Что теперь будет?! Что?!
Стас пьет кофе и злится. Как заставить ее переменить решение? Бывшая жена упряма, как ослица. Если бы умела хоть чуть-чуть уступать, не было бы ни развода, ни прочих проблем. Не сидел бы он в этой кухне, раздраженный, взвинченный, и не было бы этой операции, утренней стычки с Любой…
— Мне надо позвонить.
— Звони, — косится бывшая жена.
Его коллега, старший лейтенант Анечкин, подмигивает:
— Может, нам выйти?
— Я сам выйду.
Домашний телефон не отвечает. Куда она могла деться? Если бы сидела в Интернете, были короткие гудки: занято. Тогда бы он был более или менее спокоен. Нет, на машине никуда не поедет, крыло помято. Крыло. Где же это она так?
Какая глупая мысль! Таких совпадений не бывает. Может, уехала к Людмиле в гости? Надо туда позвонить. Длинные гудки.
— Алло?
— Сергей? Это Стас Самохвалов. Моя случайно не у вас?
— Была. Слушай, ты не в курсе, что вообще происходит?
— А что происходит?
— Прихожу — у них обеих вид, словно у заговорщиц. Наряжаются, шушукаются. Моя ласковая, как кошечка. Когда она такая, значит, чует, что я буду ругаться, когда все выяснится. Пять минут прошло, и их, как ветром сдуло. Взяли мою машину.