— В каких еще президиумах?
— В тех самых. На собраниях, где защищают диссертации.
— На собраниях. Ха-ха! Может, ты и умный, но необразованный.
Стас обиженно засопел:
— Ты будешь слушать, или замечания делать?
— Буду слушать. Продолжай.
— Короче, высокие стороны посовещались и решили, что разница в возрасте в тринадцать лет ничего не значит, и юная Варенька осчастливила Василия, к тому времени уже Георгиевича, согласием на брак. И родилось у них двое детей. Сыну сейчас лет двадцать, дочери шестнадцать. И все было хорошо, просто отлично. В доме достаток, дети ни в чем отказа не знают, деды оказывают и моральную, и материальную поддержку. Варвара Антоновна, общими усилиями окончившая тот же Медицинский институт, на хорошей работе в хорошем учреждении, Василий Георгиевич оперирует, оперирует, оперирует… И удачно оперирует, потому что среди его пациентов появляются люди высокопоставленные и очень богатые. Но за последние полгода везение от Сосновских отвернулось. Идиллия развалилась. Василий Георгиевич скончался от инфаркта, а дочь теперь в клинике для наркоманов. Проходит курс реабилитации. Сын с Варварой Антоновной почти не разговаривает, она подозревает, что у него серьезные проблемы. Но какие?
— Бедная женщина, — вздохнула Люба.
— Вот, и разговори ее.
— По-моему, ты узнал достаточно.
— Я не знаю, кто убил твоего мужа, — сердито сказал Стас. — И Михаила Стрельцова. Знаю только, что это звенья одной цепи.
— Но Сосновская этого знать не может, — тихо сказала Люба.
— Ты так думаешь?
— Стас, не темни.
— А я и не темню. Я сам не понимаю, каким боком здесь замешан покойный Василий Георгиевич.
— Он отец Михаила.
— Ну и что?
Люба вздохнула.
— Приехали! — весело сказал Стас. — Вот эта улица, вот этот дом! Вылезай, боевая подруга!
Люба не слишком обрадовалась только что пожалованному ей званию. Но, делать нечего. Пора заступать на боевое дежурство. Синеглазый нахал не отстанет.
— Прошу, — галантно сказал Стас, открывая перед ней дверь подъезда.
— Вы очень любезны, капитан.
Варвара Антоновна была дома одна. Выглядела она неважно. Длинное траурное платье с глухим воротом, заколотым старинной брошью из слоновой кости, ее старило. Волосы гладко зачесаны, на лице ни следа косметики. В квартире пахло нафталином и валериановыми каплями. Люба щурилась, пытаясь разглядеть окружающие ее предметы при скудном освещении…
— Вы? Снова? — увидев на пороге капитана Самохвалова, вдова повернулась к нему спиной и прошла вперед, в большую комнату, сжимая пальцами ворот платья, словно скалывавшей его броши было мало.
— Варвара Антоновна, я привез к вам врача, -сказал ей вслед Стас. — Вы не хотите с ним поговорить?
— Врача? Какого врача? Я здорова.
Она опустилась в одно из кресел: спина прямая, шея, словно железным обручем, сдавлена воротом платья, на котором замком висит старинная брошь. Люба вошла, и остановилась в растерянности. Что делать?
— Это Любовь Александровна Петрова. Психолог, — представил ее Стас.
— Вы сказали врач. Василий тоже был врачом. Хирургом. Я не понимаю, за что? За что?
Варвара Антоновна принялась рыдать, а Стас беспомощно посмотрел на Любу. Она присела на один из стульев и тихо сказала:
— Варвара Антоновна, вы меня слышите? Давайте успокоимся. — Придвинув стул поближе к вдове, спросила: — Скажите, какие вы пьете лекарства?
Сосновская перестала рыдать, посмотрела на журнальный столик, на котором в беспорядке стояли пузырьки и валялись таблетки, в упаковках и без. Люба взяла одну из упаковок, глянула на название лекарства:
— С врачом советовались?
— Да.
— Какие у вас симптомы? Бессонница, подавленное состояние?
Немного оживившись, Сосновская начала описывать мучающие ее боли. Голова, сердце, а, главное, душа. Говорила она долго, Стас даже зевнул тайком. Люба же понимала: главное установить с женщиной контакт.
— Я сама по образованию врач, — добавила под конец Варвара Антоновна. — Я, ведь все знаю про лекарства. И недостатка в них нет.
— Очень хорошо, — спокойно сказала Люба.
— Вы работает в милиции? С ним? — Сосновская кивнула на Стаса.
— Что? В милиции? Нет, конечно! Мы просто хорошие знакомые.
— Но почему милиция? Что-то с Антошей?
В голосе Варвары Антоновны снова послышались слезы.
— Нет-нет, с чего вы взяли? — Люба догадалась, что речь идет о ее сыне.
— Ну, как же? Ведь с ним что-то происходит?
— Варвара Антоновна, а давно все это началось?
— Что началось? — испуганно спросила она.
— Проблемы с вашими детьми?
— С чего вы взяли? У моих детей нет никаких проблем! — неожиданно резко сказала она. -У нас все по-прежнему хорошо!
— Как же? — спросил Стас. — Но ведь ваша дочь…
— Нет, нет, нет! — замахала руками Варвара Антоновна. — Я не хочу об этом говорить!
— А скажите, Варвара Антоновна, ваши мужчины не ездили, к примеру, на охоту? — вдруг спросил Стас. Люба с удивлением уставилась на него.
— Какая охота? Почему охота? — Варвара Антоновна наморщила лоб. — Мы ходили в театры, на концерты. Василий любил симфоническую музыку. Он и сам великолепно музицировал. Но, охота? Почему вдруг охота?
— Что, и оружия в доме не было? А на даче?
— Извините, я не знаю.
— Что, у мужа были от вас секреты?
— Стас! — предостерегающе сказала Люба.
— Иногда… — прошептала Варвара Антоновна. — Иногда мне казалось вдруг, что он меня не любит… Я не знаю, почему… Что его сердце отдано другой женщине. Какой? Ведь никого не было! Я бы заметила, если б было! И ведь она не могла быть ему таким чутким, нежным другом, как я. Ведь это прекрасные отношения? Ведь так?
— Ну, разумеется, прекрасные — кивнула головой Люба.
— А семейный бюджет был под вашим контролем? — поинтересовался Стас.
— Что? Деньги? — Варвара Антоновна, кажется, очень удивилась. — Мы никогда не заостряли на этом внимание.
— Значит, вы не знали, сколько муж зарабатывает денег, сколько оставляет себе, сколько из этого тратит, на что тратит?
— Деньги всегда лежали в буфете, на кухне. Между собой мы называли его «шкапчик». Был еще и банковский счет, на черный день.
— Со счета много денег сняли? — деловито спросил Стас.
— Сняли? Когда сняли? — растерялась Варвара Антоновна.