Гробница Наполеона | Страница: 28

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Ничего, — сквозь зубы процедил он. Его маленькие глазки шарили по комнате, словно что-то искали. Пока не наткнулись на буфет. Который был по-прежнему не заперт.

— Да на тебе лица нет! — не унималась Прасковья Федоровна.

— Заткнись! — резко сказал Сид.

— Что-о?

— Ты дура набитая!

Сид сказал это так громко, что сидящий рядом Валентин услышал и, не удержавшись, хмыкнул. Вот, мол, как вас, известных писательниц! И дурами порой называют! Да еще и набитыми!

Прасковья Федоровна опешила. Сид себе такого еще ни разу не позволял! Накричать на жену в тот момент, когда она приготовила для любимого мужа сюрприз!

— Где Кира? — резко спросил Сид.

— Ты же знаешь: она с Грушиным ушла переодеваться.

В этот момент Артем оторвался наконец от Инги и, словно сообразив что-то, сказал:

— А почему их так долго нет?

Словно в ответ на его слова в зал вошла Кира. Прасковья Федоровна тут же отметила, что подруга заметно оживилась. Глаза заблестели, на лице улыбка. И в ее душу тут же закралось подозрение. Неужели?

— Кира, а почему ты по-прежнему в мокром? — удивленно спросила Инга.

— Ах, это! Это высохнет! — беспечно улыбнулась Кира.

Сид схватил со стола банку пива, пальцем выбив колечко на крышечке, и сделал судорожный глоток.

— И все-таки? — подозрительно спросила Прасковья Федоровна. — Что же вы тогда делали наверху? С Даней?

— Искали одежду, — все с той же улыбкой ответила Кира.

— Неужели в доме не нашлось ничего подходящего?

— Какие пустяки! А что вы такие невеселые?

— Зато ты, как я вижу, веселишься, — прошипел Сид. И еле слышно добавил: — Сука…

В этот момент Валентин Борисюк, словно на что-то решившись, обратился к боссу:

— Артем Дмитриевич, я могу с вами поговорить?

— Мы уже обо всем договорились, — резко сказал тот. — В понедельник с вещами на выход. И не надейся на место в новой компании.

— Я уверен: вы все не так поняли! — с отчаянием воскликнул Валентин.

— Чего я не понял? Зачем ты со следователем заперся?

— Я готов объяснить. Но только вам, — поспешно сказал Борисюк, заметив, что при этих словах в комнате наступила тишина и все теперь смотрят на него.

— Ну, хорошо, — Артем поднялся из-за стола. — Пойдем поговорим. Куда?

— Лучше вниз. Подальше от этого… От трупа, — и Валентин судорожно сглотнул.

С Грушиным мужчины столкнулись в дверях.

— Вы куда? — с удивлением спросил хозяин.

— Поговорить, — мрачно ответил Артем. — Господин Борисюк надумал сделать мне признание.

— Вот ка-ак… — протянул Грушин. — Смотри, не получи удар ножом. Мы уже знаем, чем Валентин заканчивает признание. Осторожнее, Тема. В случае чего кричи громче.

Отодвинув его плечом, Артем вышел в коридор. Борисюк подобострастно засеменил следом.

— Ну что, гости дорогие? — обратился к гостям хозяин. — Скучаем? Инга, у тебя опять бокал пустой? Давай-ка, девочка, я тебе налью.

— Грушин, нам надо наконец объясниться, — сказала Инга. Теперь в комнате не было Артема, и она заметно осмелела.

— Объясниться? А что между нами неясного? Кто-нибудь из присутствующих не в курсе? А? Соседи?

— У Сида есть привычка лежать на балконе с биноклем в руках… — с намеком сказала Прасковья Федоровна.

— Какая мерзость! — Инга пальцами начала скручивать цепочку на нежной шее, словно намериваясь себя удушить.

— А с каких пор ты стала такая деликатная? — тонко улыбнулся Грушин. — И слова мы какие нынче употребляем! Нет чтобы выругаться нецензурно, как в былые времена. А? Инга?

— Я прошу тебя: поговорим наедине.

— Ну, хорошо. Куда пойдем? Ко мне в спальню?

— Прекрати!

— Ах, это тебя оскорбляет! Тогда куда? К Ольге? Это не оскорбляет?

— Давай спустимся вниз. Или поднимемся наверх. Я не хочу быть рядом с… с трупом.

— Понимаю. Никто не хочет. Ну, пойдем. Что такое важное ты мне хочешь сказать?

— Если ты будешь надо мной издеваться…

В коридоре они все еще переругивались. Когда голоса затихли, Прасковья Федоровна пожаловалась:

— У меня что-то с почками. Мне опять надо в уборную. Я оставлю вас на минутку.

Сид проводил жену взглядом, полным ненависти, и тоже поднялся:

— Что ж, это к лучшему.

И выразительно хрустнул пальцами…

В это время внизу, в гостиной, Валентин Борисюк, обращаясь к своему боссу, отчаянно произнес:

— Что касается этого убийства… Не хотел я его убивать! Не хотел! Случайно вышло!

— Ну-ну. Расскажи. В подробностях…

…Инга, начавшая было спускаться по лестнице, запнулась на верхней ступеньке. Шедший следом Грушин спросил:

— Что такое?

— Ты слышал?

— О чем ты?

— Валентин сказал: «Не хотел я его убивать! Случайно вышло!»

— Ну, разумеется, случайно!

— Тс-с-с…

Инга приложила палец к губам, но в этот момент Валентин, видимо, уловил посторонние звуки и поднял голову. Инга отпрянула. Потом с сожалением сказала:

— Уходят. Кажется, на кухню. Жаль!

— А дурная привычка подслушивать у тебя осталась, — с усмешкой заметил Грушин. — Все-таки ты — плебейка! И на веки вечные ею останешься!

— Значит, ты по-прежнему собираешься меня оскорблять?

— А почему я должен к тебе перемениться?

— Жаль. Я хотела тебя предупредить. По-честному.

— Ты? По-честному? — и Грушин откровенно расхохотался. — Девочка, ты и честь — понятия несовместимые. Да ты вспомни, как…

— Тс-с-с… •

Инга вновь приложила палец к губам. Из каминного зала выплыла Прасковья Федоровна, плотно прикрыла двери и взглянула на пару с откровенным интересом.

— Пардон, — кокетливо улыбнулась дама и направилась к лестнице, ведущей наверх.

Инга проводила ее странным взглядом и сквозь зубы сказала:

— Вот еще порядочная! Строит из себя… Ну чем она лучше меня, скажи? Живет со стриптизером, с мальчишкой, который моложе на семнадцать лет!

— Он ее муж, — заметил Грушин. — И я слышу в твоем голосе зависть.

— Завидовать? Ей? Еще чего! Подумаешь, Сид! Тоже мне — сокровище! Да помани я его пальчиком — побежит как миленький!

— Ну и самомнение у тебя, — покачал головой Грушин.