Майину руку он отпустил, но Егорушка все равно смотрит на старшего брата волком:
— Я хочу, чтобы ты умер.
— Егор! — громко ахает Майя.
— Я все видел из окна!
— Надеюсь, не подслушивал? — поднимает тонкие черные брови Эдик. — Подслушивать нехорошо, да и подглядывать тоже нехорошо, братец. А уж если подглядывать за любовными сценами, то нехорошо вдвойне. Это означает, что ты потенциальный импотент и тебе будут нужны дополнительные стимулы, чтобы возбудиться. Вот я в твои двадцать три года был отцом трех или четырех абортов. И это без всяких дополнительных стимулов. Причем, ни разу жениться не пришлось.
Майя краснеет, Егор багровеет и кричит:
— Ну, хоть кого-нибудь тебе в жизни жалко!? Хоть кого-нибудь!?
— Себя, — невозмутимо отвечает Эдик.
Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, но именно в этот момент он невозмутимо произносит:
— Вон идет по тропинке твоя маман, пойди, поплачь у нее на груди.
Майя никак не может понять свои чувства. В самом деле, Эдик говорит такие ужасные, такие неприятные вещи! А Егорушка напротив, такой добрый, такой забавный, хороший, милый, понятный и простой. Но что было бы, если бы он взял ее за руку и сказал про «мы с тобой»? Скорее всего, что она бы свою руку тут же отняла. Но почему?
— Мама! Ты вернулась? — спрашивает Егор у Натальи Александровны, которая взбегает по ступенькам веранды.
— Потом, потом. Здравствуй, Эдик! Загорел, похорошел. Тебе очень идет эта рубашка. Егор, учись у брата одеваться. Выглядишь, как бродяга, а ведь я на тебя такие деньги трачу!
— Мама!
— Потом, потом. Где ваш отец?
— Кажется, у себя в кабинете, — отвечает старший брат.
Наталья Александровна пулей несется в дом, а Эдик задумчиво говорит ей вслед:
— Будет гроза. Мадам как шаровая молния где-то хватила заряду, способного разорвать в клочья маленькую планетку.
Пистолет
Сидя в кабинете отца, Георгий Эдуардович Листов, пытается отвлечься от неприятных мыслей, разглядывая антикварную вещь. Родственник любимой женщины просил оценить у знатоков оружия, сколько бы мог стоить этот пистолет.
Сам Георгий Эдуардович в оружии не разбирается, но перед ним развернута энциклопедия «Пистолеты мира». Можно узнать по каталогу, что за экземпляр попал в руки. Ого-го! Бывает же такая удача! Может, самому купить? Надо бы позвонить эксперту, давнему знакомому, и справиться о стоимости. Негоже обманывать будущего родственника, и покупать дорогую вещь по дешевке.
Какая же прелесть! Самый настоящий американский «Деринджер»! Однозарядный, крупнокалиберный капсюльный пистолет. Согласно легенде, именно такие оттопыривали жилетные карманы каждого профессионального игрока и авантюриста на Диком Западе. Девятнадцатый век, почти антикварная редкость. Откуда же он у этого парня? Да какая разница! Может, достался по наследству? Это точно оружие из какой-нибудь частной коллекции.
Пистолет-легенда. Георгий Эдуардович открывает бархатный чехол и ласково гладит округлую рукоятку. Округлая, но не гладкая, сплошь покрытая изысканной чеканкой. Какая тонкая работа! И какая надежная! Одно время отец, художник Эдуард Листов увлекся оружием, принес в дом раздобытый где-то пистолет и показывал домашним, как с ним обращаться. Потом купил пару дуэльных пистолетов, долго возился с ними вместе с сыном, потом убрал в один из шкафов кабинета и, успокоившись, забросил это дело. Теперь Георгий Эдуардович не может удержаться от искушения. «Деринджер» в полной боевой готовности!
Георгий Эдуардович любовно возится с пистолетом, насыпает на полку порох, заряжает. Все, что нужно, осталось от отца, правда, тот пистолет, что был у него, давно уже куда-то исчез, да и ящичек с дуэльными давно не попадался на глаза. Может, Ольга Сергеевна куда-то задевала? Но теперь есть «Деринджер». «Господи, зачем я это делаю?!» — мелькнула в голове непрошенная мысль. Проверить бы это оружие в действии! Или убрать с глаз долой, чтобы избавиться от искушения. Нет, пусть остается, как есть, заряженным, готовым в любой момент выстрелить.
Георгий Эдуардович прикрыв глаза, представляет себе сцену: в каком-нибудь баре, за столом сидят игроки в покер, а на кону целое состояние. Быть может, ранчо в несколько гектаров земли, или сто голов крупного рогатого скота. Усатые ковбои — заложники заезжего шулера. Он обчищает без зазрения совести их карманы, и в какой-то момент они начинают понимать, что стали жертвами мошенника. Один из них мгновенно выхватывает из кармана этот пистолет, и…
Почему-то в этот момент Георгий Эдуардович вспоминает о старшем сыне. Эдик! Карты! Ведь все из-за него! Мечты, мечты. Как сладко представить, себя в роли ковбоя, влепившего пулю прямо в лоб этому авантюристу!
Неожиданно раздается пронзительный крик:
— Георгий! Где ты, Георгий?
Он вздрагивает — что такое? Бывшая жена, Наталья Александровна влетает в кабинет, резко тормозит на пороге:
— Уф! Ты здесь!
— А что случилось?
Она с трудом переводит дыхание. Потом нервно начинает ходить вокруг стола. Георгий Эдуардович понимает, что разговор предстоит серьезный, и поэтому бывшая жена, словно акула вокруг жертвы, нарезает и нарезает круги, чувствуя свежую кровь. Рана, нанесенная старшим сыном, еще свежа, а у Натальи Александровны чутье поистине акулье. Пистолет отложен в сторону, не до него. Наталья Александровна задерживается у стола, берет в руки красивую вещь, вертит ее нервно, собираясь с силами. Нужен повод, во что бы то ни стало нужен повод, чтобы начать разговор.
— Сколько стоит?
— Оставь.
— Купил уже, да? Вижу, как у тебя глаза горят. Транжира!
— Положи, он заряжен!
— Да получи!
Она с опаской кладет пистолет на стол и бросается в бой.
— Это правда?!
— Что правда?
— Ольга Сергеевна мне все рассказала! Что ты распорядился приготовить две смежные комнаты на втором этаже! Мои комнаты! Я догадывалась, всегда догадывалась, что у тебя кто-то есть! Но я не могла поверить, что есть еще один ребенок! Твой ребенок!
— Откуда… — теряется он под напором Натальи Александровны.
— Ты же сам дал домработнице телефон своей пассии! Чтобы Ольга Сергеевна устроила все как следует! Для младенца!
— И она дала тебе этот…
— Дала! Да! Я узнала адрес! Я только что от этой девки!
— Не смей!
— Что такое?
— Не смей! Это ты, девка! Была, когда я на тебе женился! А она порядочная женщина! Интеллигентная, порядочная женщина, не торговка!
— Ах, вот оно что! Я торговка, значит!
— Торговка! Баба базарная!