— И?
— Побежала. Как все.
— В каких отношениях вы были с потерпевшим?
— Я? В отношениях? У нас общий ребенок.
— Ему, кажется, уже двадцать восемь лет, вашему ребенку.
— Я мать и для меня он всегда будет ребенком. И потом, разве Эдик не имеет никаких прав жить в этом доме, доме своего родного деда?
— Но он, насколько я понял, не жил здесь. А жили вы.
— Ах, Нелли всегда была ко мне так добра! Поймите, мне много не надо. Я человек скромный, нетребовательный.
— Вы где-нибудь работаете?
— Работаю? Я?
— Но до пенсионного возраста вам еще далековато, а?
— Я женщина.
— Понятно. Сейчас с пистолета снимут отпечатки пальцев.
— Отпечатки? Почему отпечатки?
— А вы должны пройти дактилоскопию. Как все в доме.
— Но… Разве нельзя без этого?
— Нет.
— Но это же оскорбительно!
— Простите великодушно, госпожа княгиня, но в доме труп.
— Что ж. Ах, господи, что же это! Мне нехорошо.
— Что-то болит?
— Сердце. Я такая впечатлительная! Конечно, у нас с Георгием Эдуардовичем давно уже все остыло, но я как вспомню… Как вспомню…
— Хорошо, вы можете быть свободны…
…— Наталья Александровна Листова, бывшая жена. Если быть точной, вторая бывшая жена.
— Вы сегодня поссорились с потерпевшим
— Ах, доложили уже! Не сомневаюсь, что Вера. Никак не поймет, что делить уже нечего. Да, мы поссорились. А что я должна была делать? Он же собрался выдворить меня отсюда!
— Потому что собирался жениться. Так?
— Вот оно, грязное белье! А еще просили меня… Нет уж, я скажу все. Не только меня он собирался выгнать отсюда, но еще и Нелли. И Настю. И, между прочим, Нелли врет, когда говорит, что прибежала в кабинет после меня. То есть прибежала, конечно, но… После того, как вышла оттуда. Вот. Она стояла на лестнице, когда я вошла в дом. Просто стояла на лестнице и чего-то ждала. Олимпиада Серафимовна ее не видела, у нее зрение слабое, а я видела. Там есть такая небольшая ниша, и если внимательно приглядеться…
— Может, это была не она?
— А кто еще?
— Вообще-то Олимпиада Серафимовна только что жаловалась на слабый слух, но никак не на зрение. Похоже, что у нее дальнозоркость, а? Никак не близорукость.
— Она вам наговорит! Кто-то стоял в нише, я вам клянусь!
— А если это просто ваша фантазия? Или месть, а?
— Ха! Не хотите — не верьте.
— А если посерьезнее?
— Я вам еще и не такое расскажу!
— Но ведь это вы сегодня ссорились с потерпевшим, а не Нелли Робертовна Листова.
— Что? Она не ссорилась? Просто у Нелли такая манера скандалить. Она не кричит, а, напротив, говорит очень тихо и подчеркнуто вежливо. Она заходила сегодня к Жоре в кабинет, это все знают. И они могли поскандалить.
— Из-за чего?
— Как это из-за чего? Думаете, ей надо, чтобы Жора женился? Как же! Это он нарисовал себе идиллию: с молодой женой и младенцем в этом доме, в работе над книгой, в тишине и покое. А остальные как хотите. И два сына тоже. Вот и получил пулю в лоб
— В глаз. Пуля попала потерпевшему в глаз метров этак с двух-трех и разворотила полчерепа. Крупный калибр, хотя само оружие — это нечто! Честное слово, в моей практике такое в первый раз. Потерпевший убит из антикварного пистолета! Да. Значит, вашего сына хотели лишить наследства? И вы из-за этого поссорились с бывшим мужем?
— Я мать.
— Где вы были в момент выстрела?
— На веранде.
— Одна?
— Да. Пила… Чай. Кстати, любопытная деталь: Вера вошла в кабинет из студии.
— Как-как?
— А вам она что сказала?
— Что была в своей комнате.
— Врет! Она была в студии. Или в саду. И появилась в кабинете последней, это правда. Но не из коридора. И почему-то говорит, что на веранде я была одна. Ей-то откуда это известно? Из ее комнаты веранда не просматривается, комната угловая, в самом конце коридора, окна на другую сторону. Вот. Да, кстати! Вспомнила! Она была в саду, это точно. Потому что шаль забыла там, на лавочке. Я еще прошла мимо и подумала — надо же, Вера шаль забыла. Она так тряслась над этой шалью, говорила, что старинная. А за ужином даже и не вспомнила о своем сокровище, и еще говорила что-то насчет моего платья. Что мол, перелицовка. Что она в этом понимает! Так вот. Вера ушла с веранды в свою комнату, так и не вспомнив про шаль. А в кабинет пришла уже в ней. Откуда взяла, как не в саду, а?
— Допустим. Это уже факт. А насчет того, что кто-то стоял в нише, как, Наталья Александровна?
— Ну… Я не уверена.
— Вам, как и всем прочим, надо пройти дактилоскопию.
— Я сразу заявляю, что брала пистолет! Брала!
— Когда?
— Когда заходила в кабинет и разговаривала… ссорилась с Георгием. Но после того, как я вышла, он был жив! Понятно?
— Зачем же вы тогда брали в руки пистолет?
— Посмотреть. А что?
— Ничего. Иногда людей спасает от тюрьмы и любопытство. Но ведь никто не видел, что вы делали в кабинете бывшего мужа, а? Никто же не видел, что вы брали в руки пистолет?…
… — Да, мы с братом были в беседке. С Эдиком. Жалко как, а?
— Почему, Егор?
— Только он мог убить. Он плохой.
— Но был с вами в саду, так?
— Да.
— И никуда не отлучался?
— Нет. Мы говорили, а потом раздался выстрел.
— О чем говорили?
— Какая разница?
— Действительно, никакой. А кого вы еще видели в саду?
— Никого. А вообще-то, я в тот момент по сторонам не смотрел.
— Что, разговор был интересный?
— Ну…
— Ладно, идите. С вами, по крайней мере, все понятно.
— Я племянница Нелли Робертовны.
— Где вы были в момент выстрела?
— …
— Настя, где?
— В… в саду.
— Значит, вы кого-нибудь видели? Братьев или Наталью Александровну. Или Веру Федоровну?
— Я была у себя в комнате.
— Так в саду или в комнате?
— Не знаю.
— Почему вы плачете?
— Я ничего больше не скажу.
— Придется, Настя.