Наконец Соловьев опьянел, и я решил, что момент настал. Юля тоже это поняла и отвела Нину в сторонку. Они о чем-то шептались, Соловьев косился на девушек и на его лице, размытом крепким алкоголем, блуждала такая же размытая улыбка.
— Ну что? — подмигнул я. — Оставить тебе обеих?
— А ты куда?
— Меня невеста ждет.
— А-а-а… Невеста… Я сейчас тебя просвещу насчет твоей невесты. И тогда ты останешься.
Он поднялся и нетвердой походкой направился к дому. Я махнул девушкам рукой:
— Птахи, не скучайте! Мы скоро!
Юля кивнула и занялась подружкой. А я занялся Соловьевым. Войдя в дом, он направился к лестнице, ведущей на второй этаж, на третьей ступеньке споткнулся.
— Спокойно, — сказал я, поддержав его.
— Все в порядке. Это грог, — пьяно рассмеялся Соловьев.
Грог был давно, но я не стал возражать. Мы поднялись на второй этаж и прошли в комнату, которая оказалась его рабочим кабинетом. Соловьев долго копался в шкафу, потом вынул из его недр пачку фотографий и небрежно швырнул на стол:
— На, любуйся!
— Что это?
Я дрожащими руками придвинул к себе фотографии. До сих пор они ускользали из моих рук. Я лишился всего, в то время как он был обладателем сокровища, только не знал этого. Большинство фотографий были мне знакомы, я сам делал подборку.
— Она. Анька.
— Ты снимал?
Я быстро просматривал фотографии, словно боялся, что они от меня ускользнут. Вот сейчас откроется окно и случится взрыв или очередной пожар. Но было тихо. Я бы сказал: подозрительно тихо.
— Как же! Я! — рассмеялся Соловьев. — Нанял профессионала.
— Я слышал, она была твоей невестой, — осторожно сказал я.
— А что еще ты слышал? — Он развалился в кресле, придвинул к себе фотографии.
Я невольно вздрогнул и приклеился к ним взглядом. Спокойнее-спокойнее…
— Она тебя бросила.
— Что?!!
— А разве не так?
— Это я ее бросил! Потому что понял, какую игру она ведет. Вот, смотри!
Из кучи фотографий он выхватил одну и замахал ею перед моим носом.
— Что это?
— Видишь?
Я, признаться, ничего не видел. Анна сидела в кафе, напротив женщина, про которую Сгорбыш сказал, что не любовница. Крупный план. Хотя… Я пригляделся. Твою мать! Теперь я был в этом уверен. Она отодвинула прядь волос, открылось маленькое розовое ушко, от него шел еле заметный проводок. Наушник.
Я схватил другую фотографию. Снимок нечеткий, но если связать воедино, то это… Микрофон! У нее в лифчике спрятан микрофон!
— Это же целая мафия, — угрюмо сказал Соловьев. — Пасут богачей. Особенно холостых. Да и женатых тоже. Раскручивают на бабки.
— Каким образом?
— У них система. Сначала собирают информацию. Какие женщины нравятся, привычки, круг интересов. В общем, все. В фирме, в банке, в клубе. Везде, где ты бываешь. Потом разрабатывают концепцию… — Соловьев внезапно протрезвел. — Случайное знакомство. В банке, в клубе, в супермаркете. Ей подсказывают, как говорить и что говорить. Красивые женщины в большинстве своем глупы и нетерпеливы. Ведут себя неправильно. А им надо, чтобы клиент сел на крючок. Вот они его и ведут…
Я взял другую фотографию. Женщина средних лет сидит в кафе, напротив блондинка.
— Связной, — одними губами сказал Соловьев. — Аня проходит инструктаж перед очередным свиданием. У нас с ней далеко зашло. Почти до свадьбы. Если бы не Сгорбыш…
— Кто?
— Фотограф. Он заметил наушник. И микрофон. Ане повесили его в туалете. Сейчас они сидят, проверяют, как работает связь. Я должен был на днях сделать ей предложение. Даже купил обручальное кольцо.
Взгляд у Соловьева был осмысленный, пьяный смех больше не повторялся.
— Вот я и хотел тебя предупредить. Всему, что она говорит, — не верь. Она все про тебя знает. Читала досье. Кажется, что и дышит с тобой в унисон. Говорит только то, что ты хочешь услышать. Жаль только, что не она все это говорит. Какой-нибудь мужик, который хорошо тебя понимает. Понимает, чего тебе надо. И подсказывает нужные слова.
— А в чем состоит развод?
— Деньги. Их интересуют деньги. Раскручивают на дорогие подарки, если ты женат. Квартиры, бриллианты, машины. Норковые шубки. Ты идешь с ней по дорогим бутикам, одеваешь с ног до головы, она с неделю демонстрирует тебе новые наряды, а ценники аккуратно заправляет. Чтобы потом вернуть в магазин и положить в карман твои деньги. Вдруг в один прекрасный момент обнаруживается, что у нее огромные долги. Она со слезами бросается к тебе: «Ах, дорогой, я не знаю, что делать!» И показывает тебе липовые бумаги. Долговые обязательства. Ты, разумеется, платишь. То ее «развели» на кредит, то «подставили». И все это продолжает месяц, другой, третий. Ты думаешь: «Бедная девочка! Какая же она непрактичная, какая наивная!» «Бедная девочка» меж тем сколачивает себе капитал. Она щедро делится прибылью с компаньонами. Я ж говорю: это целая организация.
Признаться, я был разочарован. Я ожидал чего-нибудь покруче. Торговлю оружием, наркотиками, рабами. А тут всего лишь охота на миллионеров. Но, по крайней мере, я теперь знаю, с чем имею дело. Конец игре вслепую. Я знаю, кому наступил на хвост Павел Сгорбыш. Не мне их бояться. То-то папа посмеется! Но организованы они хорошо. Разработчики, связные, боевики. Целый бизнес.
— И тебя так легко отпустили? — в упор посмотрел я на Соловьева.
— Я купил ей дорогую машину, — нехотя сказал он. — И заплатил ее «долги».
— И во сколько обошлось?
— Тысяч во сто.
— Долларов?
— Да.
— Неплохо. А с другой стороны… Хорошо развлекся, да?
Он рассмеялся:
— Неплохо! На сто тысяч! И в самом деле, что это я? Деньги — дело наживное! Подумаешь, сто штук! Но бизнес у них неплохо налажен!
— Если и я положу на алтарь сто штук… — Я тоже рассмеялся: — Неплохо!
— Ну как? Передумал жениться? — подмигнул он.
— Да, знаешь, что-то расхотелось.
— Пойдем к девочкам, — он поднялся. — С этими, по крайней мере, все просто.
— И не так дорого. Уверен, что на них нет микрофонов?
— А ты проверь!
— Поцеловать за ушком?
Он пьяно рассмеялся. Чудеса происходили с Юрием Соловьевым. Пьянел с грога, выпитого в обед, внезапно трезвел, когда речь заходила о делах, а едва наступало время развлечений, превращался в простачка с плывущим взглядом. Правильно: он сам за себя. Богатого папы у него нет. Втайне он тебя ненавидит, везунчик Петровский. Вспомни, как он свалил тебя с доски. И запомни это. Он, конечно, умен, но проигрывать не умеет. Он хочет быть первым. Да бога ради! Я всегда готов уступить.