— Почему с них? — уперлась Лола, она как будто задалась целью вывести сегодня напарника из себя. — Вот еще тут написано:

«Блудный попугай».

— Это не кафе, это пивная, — ответил Леня. — Не думаю, чтобы молодая женщина назначала кому-то свидание, хоть и деловое, в пивной.

— Все равно надо проверить!

— Разумеется, дорогая. — Леня решил не спорить по пустякам.

* * *

Действительно, над входом в кафе «Неразлучники» яркими разноцветными огнями переливалась огромная вывеска, изображавшая двух очаровательных попугайчиков.

Леня толкнул дверь, и навстречу вошедшим бросился метрдотель — мужчина средних лет с кружевными манжетами, выглядывающими из рукавов розового пиджака и абсолютно женскими замашками. В его внешности безусловно было что-то от волнистого попугайчика.

— Проходите, мои дорогие! — заворковал он, стряхивая с Лениного плеча несуществующую пылинку. — Проходите и чувствуйте себя как дома! Нет, гораздо лучше, чем дома, потому что только у нас, в «Неразлучниках», вы ощутите атмосферу вечного праздника, праздника для двоих!

Столики в заведении были исключительно на двоих, и все полутемное помещение заполняли романтические парочки. Парочки были самого разного возраста — в дальнем от эстрады углу сидели двое милых миниатюрных старичков самого благообразного вида, за соседним столиком — пара «второй молодости», то есть прилично за сорок, причем по тому, как мужчина смотрел на женщину, сразу становилось ясно, что это не муж и жена; возле самой эстрады представительный, вальяжный мужчина лет пятидесяти профессорского вида охмурял восемнадцатилетнюю провинциальную барышню, в глазах которой нет-нет и проскакивали чертики.

Взглянув на эту пару, Лола чуть заметно толкнула Леню локтем: она вспомнила времена, когда сама играла роль наивной провинциалки, чтобы в более удобной обстановке ознакомиться с кошельком какого-нибудь стареющего донжуана, и сейчас с первого взгляда узнала в «провинциалке» коллегу.

За одним из столиков, вполне в духе времени, шушукалась парочка молодых мужчин с такими же жеманными манерами, как у метрдотеля — в общем, в этом заведении никому не отказывали в гостеприимстве.

Не было здесь, пожалуй, только молодежи — для нее здесь было несколько дороговато, кроме того, новое поколение предпочитает более шумную и веселую обстановку.

Под потолком кафе в большом количестве висели клетки с живыми попугаями-неразлучниками, давшими заведению название. Попугайчики щебетали в точности так же, как посетители кафе.

Метрдотель усадил Лолу и Маркиза за уютный столик недалеко от эстрады, на которой жеманный певец тонким голосом выводил:

«Ваши пальцы пахнут ладаном…»

На месте метрдотеля мгновенно появился удивительно похожий на него официант, который положил перед посетителями глянцевую книжку меню и прощебетал совершенно как попугайчик:

— Позвольте предложить аперитив. У нас есть замечательные коктейли: «нежный поцелуй перед сном», «робкая утренняя ласка», «вспышка страсти», «жаркое объятие»…

— А просто виски с содовой у вас есть? — поинтересовался Леня, которого начал раздражать назойливый служитель.

— «Жаркое объятие» — это и есть виски с содовой! — радостно сообщил «попугайчик».

— Вот это мне, — кивнул Леня и положил на стол фотографию Алисы Семицветовой, — скажите, друг мой, а эта девушка никогда не посещала ваше миленькое местечко?

Официанта как подменили. Он выпрямился, на щеках выступили красные пятна, а в голосе зазвучали истеричные нотки:

— У нас каждый посетитель может рассчитывать на конфиденциальность! Мы не болтаем о наших гостях! Если мы будем рассказывать, кто посещает наше кафе, распадется столько семей и разразится столько скандалов, что шум докатится до Москвы!

Отступив на шаг от стола, поборник крепкой семьи театральным жестом указал на фотографию Алисы и закончил:

— Я не буду даже смотреть на вашу знакомую!

— Дорогой, — Леня откинулся на спинку стула и посмотрел на служителя с затаенной нежностью, — дорогой мой, я вовсе не покушаюсь на репутацию вашего заведения.

Я глубоко уважаю ваши чувства. Они безусловно делают вам честь. Я знаю, что репутация — это святое, но и вы поймите меня: моя сестра, моя родная младшая сестренка ушла из дома три дня назад и не вернулась, и теперь я безуспешно ищу ее по всему городу! А вы не хотите даже посмотреть на ее снимок!

Официант заколебался. Его лицо выражало мучительные сомнения.

Чтобы подтолкнуть его в нужном направлении и усилить достигнутый эффект, Леня прикрыл рукой глаза, понизил голос и проговорил, с трудом сдерживая рвущиеся из груди рыдания:

— Моя сестренка.., моя маленькая девочка… Я был ей вместо отца и вместо матери…

Наши родители умерли, когда ей было всего пять лет…

— Маленькая девочка? — переспросил «попугайчик». — Но мы не пускаем маленьких детей!

— Это только для меня она была маленькой девочкой! — простонал Маркиз. — А так она — вполне взрослая девица… Поэтому мне и не помогли в милиции Они сказали: «Ваша сестра — взрослый, совершеннолетний человек и может делать все, что хочет. Может быть, она встретила мужчину и живет теперь у него или вообще уехала в другой город…»

Словно подслушав его, певец на эстраде с большим чувством запел.

«Вы девочка, вы маленькая девочка..»

— Может быть, она действительно встретила мужчину? — робко предположил официант.

— Ну вот, и вы туда же! — Леня закрыл лицо руками и затрясся в глухих безутешных рыданиях, сквозь которые с большим трудом можно было расслышать слова:

— Я знаю свою маленькую сестренку! Она не могла так поступить, не могла исчезнуть, ничего не сказав своему любимому брату! Нет, я чувствую сердцем — с ней случилось что-то ужасное!

С ней случилось ужасное, а вы даже не хотите взглянуть на фотографию!

В то же время, не прекращая рыдать, Леня сделал левой рукой неуловимое движение, и рядом с женской фотографией на столе возникла новенькая зеленоватая бумажка с портретом американского президента.

— Ладно, — официант махнул рукой, чем хотел показать, что ради ближнего поступается своими незыблемыми принципами, — ладно, что же я, не зверь… Так и быть, я посмотрю на фотографию вашей сестренки…

Он взял снимок со стола и поднес его к глазам. При этом зеленая бумажка каким-то удивительным способом оказалась в его кармане. Впрочем, это как бы не имело отношения к принятому им решению.