Жизнь в Провене, по-новому сложившаяся для Пьеретты, распалась на три периода, резко отличных друг от друга. Первый период, относительно счастливый, хотя и омрачавшийся постоянно то холодной лаской холостяка или старой девы, то их обидными до боли поучениями, длился три месяца. Только в этот первый период пребывания Пьеретты в Провене, жизнь еще не казалась ей невыносимой, но он пришел к концу, когда ей запретили ходить к маленьким подругам, так как якобы необходимо было начать учиться всему, что полагается знать благовоспитанной девице.
Винэ и полковник наблюдали внутреннее брожение, вызванное у Рогронов приездом Пьеретты, следили за ним с настороженностью лисицы, которая, собравшись залезть в курятник, вдруг обнаруживает там чье-то неожиданное присутствие. Чтобы не вызвать подозрений у мадемуазель Сильвии, они являлись лишь изредка, вступали в беседу с Рогроном под разными предлогами и внедрялись в дом при помощи таких тонких и ловких приемов, которым мог бы позавидовать даже великий Тартюф. Полковник и стряпчий были в гостях у Рогронов вечером того самого дня, когда Сильвия резко отказалась отпустить Пьеретту к прекрасной г-же Тифен. Услышав об этом отказе, они переглянулись, как люди, хорошо знающие Провен.
— Тифенша, несомненно, хотела подстроить вам каверзу, — заявил стряпчий. — Мы уж не раз предупреждали Рогрона о том, что это может случиться. От таких людей ничего хорошего не дождешься.
— Чего уж ждать от антинациональной партии! — перебил стряпчего полковник, подкручивая усы. — Мы давно бы открыли вам глаза, да боялись, как бы вы не подумали, что, отзываясь о них дурно, мы руководствуемся злобой. Но если вы любите перекинуться в картишки, мадемуазель, почему бы вам время от времени не сыграть вечерком партию в бостон у себя дома? Неужели никого нельзя найти вместо этих идиотов Жюльяров? Мы с Винэ играем в бостон, да и четвертый игрок в конце концов найдется. Винэ может познакомить вас со своей женой, она очень приятная особа и к тому же урожденная Шаржбеф. Не будете же вы, как эти кикиморы из верхнего города, требовать роскошных туалетов у милой молодой женщины, которая занята своим хозяйством, вынуждена из-за подлости своей семьи все делать сама и соединяет в себе мужество льва с кротостью ягненка!
Сильвия Рогрон улыбнулась, показав свои длинные желтые зубы, и полковник храбро, даже не без любезности в лице, выдержал это страшное зрелище.
— Если нас будет только четверо, партию в бостон каждый вечер не составишь, — сказала Сильвия.
— Чем может быть занят такой старый ворчун, как я, которому только и остается, что проедать свою пенсию? И стряпчий по вечерам всегда свободен. К тому же у вас начнут бывать и другие, ручаюсь вам, — прибавил Гуро с загадочным видом.
— Стоит вам только открыто выступить против провенских сторонников правительства и дать им отпор, — сказал Винэ, — и вы сразу увидите, как вас полюбят в городе и сколько у вас окажется приверженцев. Тифены будут в бешенстве, когда в противовес их салону вы заведете свой собственный. Ну что ж! Мы посмеемся над теми, кто над нами смеется. «Шайка», кстати сказать, не очень-то стесняется в отношении вас.
— А что такое? — спросила Сильвия, В провинции имеется несколько клапанов, через которые сплетни просачиваются из одного круга общества в другой. Винэ известно было все, что говорилось о галантерейщиках в салонах, откуда оба они были окончательно изгнаны. Заместитель судьи археолог Дефондриль не принадлежал ни к одной из партий. Он, как и некоторые другие лица, ни к какой партии не принадлежавшие, передавал по провинциальной привычке все, что ему говорили, а Винэ извлекал пользу из этой болтливости. Хитрый стряпчий, повторяя насмешливые замечания г-жи Тифен, еще подбавлял к ним яду. Растолковав Рогрону и Сильвии, как при помощи коварных уловок их превращали во всеобщее посмешище, он возбудил гнев и мстительность в этих двух черствых натурах, искавших пищи для своих мелких страстей.
Спустя несколько дней Винэ привел свою жену — хорошо воспитанную, застенчивую особу, не красавицу, но и не дурнушку, очень кроткую и живо чувствующую свое несчастье. Г-жа Винэ была белокурая, просто одетая женщина, несколько утомленная хлопотами по своему скудному хозяйству. Только такая кроткая женщина и могла прийтись Сильвии по вкусу. Г-жа Винэ стерпела чванный тон старой девы и, привыкнув к покорности, подчинилась и ей. Ее выпуклый лоб, тихий и нежный взгляд, все ее лицо с нежным румянцем отмечено было печатью глубокого раздумья и чуткости, которые у женщины, привыкшей страдать, кроются под ненарушимым молчанием. Вскоре на судьбе Пьеретты сказалось влияние, приобретенное в доме ловким Винэ и полковником, который рассыпался перед Сильвией в любезностях, делая вид, что она победила в нем суровость воина. Пьеретта, резвая, как белочка, жила теперь взаперти, а если выходила из дому, то лишь в сопровождении старой девы; ее ежеминутно одергивали: «Не трогай этого, Пьеретта!» — и изводили наставлениями о том, как нужно себя держать. Пьеретта слегка сутулилась, и Сильвия больно хлопала ее по спине, желая, чтобы девочка держалась так же прямо, как она сама, — точно солдат, вытянувшийся во фрунт перед своим полковником. Жизнерадостная и вольная дочь Бретани научилась сдерживать свои порывы и стала походить на автомат.
Однажды вечером — вечер этот положил начало второму периоду — Пьеретта, которую трое завсегдатаев не видели с самого своего прихода, вошла в гостиную, чтобы поцеловать перед сном своих родственников и пожелать всем спокойной ночи. Сильвия холодно подставила щеку прелестной девочке, словно желая поскорее избавиться от ее поцелуя. Движение это было так недвусмысленно, так оскорбительно, что у Пьеретты брызнули слезы из глаз.
— Ты укололась, милая Пьеретта? — сказал ей безжалостный Винэ.
— Что с вами? — строго спросила Сильвия.
— Ничего, — ответила бедная девочка, направляясь к кузену, чтобы поцеловать его.
— Ничего? — переспросила Сильвия. — Без причины не плачут.
— Что с вами, милая крошка? — сказала ей г-жа Винэ.
— Моя богатая кузина обращается со мной хуже, чем моя бедная бабушка.
— Бабушка лишила вас вашего состояния, а кузина вам оставит свое.
Полковник со стряпчим украдкой переглянулись.
— Пусть бы ничего мне не оставили, а только любили!..
— Ну что ж! Можно вас отправить обратно туда, откуда вы приехали.
— Но в чем же бедняжка провинилась? — спросила г-жа Винэ.
Стряпчий бросил на жену ужасный взгляд — пристальный и холодный взгляд человека, привыкшего к полному господству. И бедная рабыня, вечно преследуемая за то, что не могла дать единственного, чего от нее хотели, — богатства, — снова склонила голову над картами.
— В чем провинилась? — воскликнула Сильвия, так резко вздернув голову, что на чепце ее запрыгали желтофиоли. — Она не знает, что придумать, чтобы досадить нам. Недавно она открыла мои часы — ей, видите ли, хотелось рассмотреть, как они устроены, — задела колесико и сломала пружину. Эта девица никого не желает слушаться. С утра до вечера я твержу ей, чтобы она была осторожней, но все это — как об стену горох.