Доминик вспомнил личико Эмили, полное определенной решимости. Какой бы она ни была — а иногда она бывала чрезвычайно раздраженной, — но скучной ее назвать нельзя. Так же как и Шарлотта. Но Эмили по-своему упряма. И даже более хитрая.
— Ну и ради бога, Джордж. — Дэнли отклонился назад и просигналил женщине, подняв свой пустой стакан. — Женись на женщине голубых кровей с деньгами, но держи другую в качестве любовницы. Кажется, такой ответ очевиден.
Эшворд глянул в сторону на Доминика и усмехнулся:
— Чертовски хороший совет, Чарли, но не перед лицом мужа ее сестры.
— Что? — Данли растерялся, затем краска залила его щеки. — Мне надоело ваше чувство юмора, Джордж. — Он притянул одну из проходящих девушек к себе на колени, не обращая внимания на ее хихиканье. — Какой вы невежливый!
Доминик посмотрел на него.
— Мисс Эллисон — сестра моей жены, — сказал он с явным удовольствием. — И я не могу представить ее в качестве любовницы кого бы то ни было, даже такого выдающегося человека, как Джордж. Однако вы можете пытаться, конечно.
Эшворд громко рассмеялся. Он был на редкость красивый мужчина.
— Развлечение заключается в преследовании. Для более щедрого угощения вы можете всегда прийти сюда. Эмили предлагает нечто большее — с ней интересно. Использует ум и мастерство, не так ли?
Сара всегда была дома, когда Доминик возвращался после ночных похождений. Она больше не проявляла к нему холодности и не упоминала о его отношениях с Шарлоттой. Но он видел по ее поведению и некоторой скрытности, что она этого не забыла. С этим Доминик ничего поделать не мог. Да он и не рассматривал давешнее охлаждение всерьез и ничего не собирался делать. Тем не менее, было неприятно. Ушли теплота и ощущение счастья, к которым он привык.
Полиция продолжала задавать вопросы людям. Страх все еще витал в воздухе, хотя первый ужас после преступления прошел. Верити Лессинг была похоронена, и все вокруг постепенно возвращались к нормальной жизни. Предположительно, люди бессознательно продолжали подозревать друг друга, но истерия поутихла.
Был октябрь, и быстро темнело, когда Доминик в кафе случайно наткнулся на инспектора Питта. Доминик был один. Питт остановился у его столика. Действительно, он был совершенно не воспитан. Никто не принял бы его за человека из общества.
— Добрый вечер, мистер Кордэ, — бодро сказал Питт. — Вы один?
— Добрый вечер, мистер Питт. Да, мой компаньон ушел.
— Могу я присоединиться к вам? — Питт положил руку на спинку стула напротив.
Доминик не ожидал такого обращения. Он не привык вести неофициальные разговоры с полицейским, особенно на публике. Этот парень, по-видимому, совсем не чувствовал разницы в их положении.
— Если желаете, — ответил он неохотно.
Питт широко улыбнулся, подвинул кресло и удобно в нем расположился:
— Благодарю вас. Здесь кофе свежий?
— Да. Пожалуйста, наливайте. Вы хотите со мной поговорить о чем-то? — Конечно, не подошел же парень к нему только для того, чтобы просто поболтать о пустяках? Надо быть начеку.
— Спасибо. — Питт налил себе из кофейника и пил, деликатно раздувая ноздри. — Как вы поживаете? Как ваша семья?
Вероятно, он имел в виду Шарлотту. Скорее всего, Эмили преувеличивала, но, без сомнения, Питт был увлечен Шарлоттой.
— Я думаю, хорошо, спасибо. Конечно, трагедии на Кейтер-стрит не обошли нас стороной. Я полагаю, вы не приблизились к разгадке?
Питт скорчил гримаску; у него были изумительно подвижные, выразительные черты лица.
— До сих пор мы сумели отбросить много версий. Я рассматриваю это как некоторого вида прогресс.
— Негусто. — Доминик был не в настроении щадить его чувства. — Вы сдались? Я смотрю, вы нас больше не беспокоите.
— Я не могу придумать, о чем еще вас спрашивать, — резонно заметил Питт.
— Я не заметил, чтобы вы особенно беспокоились об этом в прошлом. — Черт бы побрал этого молодчика. Если он не может раскрыть это преступление, ему нужно попросить помощи у начальства. — Почему бы вам не передать это дело своему руководству или запросить у него помощника?
Питт встретился с ним взглядом. Доминик почувствовал себя несколько некомфортно и неуютно, разглядев острый ум в его глазах.
— Я сделал это, мистер Кордэ. Сейчас каждый в Скотланд-Ярде пытается раскрыть это преступление, уверяю вас в этом. Но в Лондоне в то же время совершаются другие преступления, вы знаете? Грабежи, подделка ценных бумаг, растраты, развращение, воровство и даже другие убийства.
Доминик был уязвлен. Неужели этот тип вздумал учить его?
— Конечно, есть и другие. Я ни минуты не предполагал, что наши — это единственные преступления в Лондоне. Но я уверен, что вы рассматриваете преступления на Кейтер-стрит как самые серьезные.
Улыбка исчезла с лица Питта.
— Конечно. Серийные убийства считаются самыми ужасными преступлениями из всех — потому что они будут повторены снова. Что, вы предполагаете, мы должны делать?
Доминик был ошарашен явной наглостью вопроса.
— Откуда я могу знать! Я не полицейский. Но я бы подумал, что если будет больше более опытных сыщиков, может быть…
— Что нам делать? — Брови Питта поднялись. — Задавать больше вопросов? Мы откопали несчетное количество примеров эксцентричности, безнравственности, мелкой нечестности и жестокости, но никаких ключей к убийству или чего-то такого, что можно было бы признать за таковые. — Его лицо стало очень мрачным. — Мы имеем дело с безумием, мистер Кордэ. Бесполезно искать причины или примеры, которые известны вам или мне.
Доминик испуганно уставился на него. Этот скверный человек говорит о чем-то ужасном, о чем-то дьявольском, непонятном, и это напутало его.
— Мужчину какого типа мы ищем? — продолжал Питт. — Выбирает ли он свои жертвы по какой-то особенной причине? Или его выбор произволен? Оказались ли эти женщины случайно в неудачном месте и в неудачное время? Знает ли он вообще, кто они такие? Что у них общего? Они все молоды, все достаточно приятно выглядят, но это все, что мы знаем. Две служанки — и две дочери из уважаемых семейств. Служанка Хилтонов оказалась девушкой свободных нравов, но Лили Митчелл была самого пристойного поведения. Хлоя Абернази была немного глуповата, но не более. Верити Лессинг была вхожа в высшее общество. Вы мне можете сказать, что между ними было общего, не считая того, что все они были молоды и жили на Кейтер-стрит или вблизи от нее?
— Он, должно быть, сумасшедший, — сказал Доминик, не думая.
Питт невесело улыбнулся.
— Мы уже это рассматривали.
— Грабеж? — предложил Доминик, хотя понял еще до того, как дождался ответа, что вопрос глупый.
— Кого грабить? Служанку, которая вечером вышла из дома?