— Конечно, — сказал Монк. — Но, может быть, тогда стоит побеседовать с дядюшкой и тетушкой? Ведь подчас именно тетушкам доверяют свои сокровенные мысли.
Сэр Бэзил презрительно фыркнул и отвернулся к окну.
— Только не тетушке Фенелле. — Киприан облокотился на спинку одного из обитых кожей стульев. — Хотя она весьма наблюдательна — и любопытна. Она вполне могла углядеть что-нибудь такое, чего все остальные просто не заметили. Главное, чтобы она это вспомнила…
— У нее плохая память? — полюбопытствовал Монк.
— Когда как, — ответил Киприан с кривой ухмылкой. Он дернул шнурок звонка, но, когда явился дворецкий, говорил с ним Бэзил. Именно он распорядился сначала пригласить миссис Сандеман, а уж затем мистера Терека.
Фенелла Сандеман имела причудливое сходство с Бэзилом. Те же темные глаза и короткий прямой нос, тот же нервный широкий рот, но голова поменьше и более мягкие черты лица. В юности ей, вероятно, был присущ некий экзотический шарм, который легко спутать с красотой, но ныне облик ее поражал лишь своей необычностью. Монк даже не поинтересовался степенью их родства — слишком уж велико было сходство. Она была примерно того же возраста, что и Бэзил, — лет, наверное, под шестьдесят, но боролась с наступающей старостью всеми имеющимися в ее распоряжении средствами. Монк не настолько разбирался в женщинах, чтобы разом распознать эти ухищрения, и лишь мысленно отметил их наличие. Если он когда-то и был знатоком по части уловок слабого пола, то утратил эти навыки наряду с другими ценными сведениями. Однако даже он заметил, насколько все в облике Фенеллы искусственно: румянец — фальшивый, линия бровей — слишком уж отчетливая, волосы — чересчур густые и темные.
Она оглядела Монка с нескрываемым интересом, но предложение Бэзила присесть отвергла.
— Как поживаете? — осведомилась она хрипловатым жеманным голосом, чуть заметно шепелявя.
— Фенелла, это полицейский, а не гость, — одернул ее сэр Бэзил. — Он расследует обстоятельства смерти Октавии. Похоже, она была убита кем-то из проживающих в доме, предположительно одним из слуг.
— Из слуг? — Черные нарисованные брови Фенеллы взлетели. — Боже мой, как это ужасно!
Ужаса, однако, Монк в ее голосе не услышал. Если бы не абсурдность такого предположения, он бы мог поклясться, что новость ее возбуждает.
Кажется, у сэра Бэзила сложилось такое же впечатление.
— Следи за собой, — бросил он. — Тебя пригласили сюда по серьезному делу. Полиция предполагает, что Октавия открыла, по всей видимости нечаянно, какой-то секрет, из-за чего ее и убили. Инспектор Монк хотел бы знать, не говорила ли она с тобой на эту тему. Да или нет?
— О боже! — Фенелла даже не взглянула на брата, ее глаза так и сверлили Монка. Будь она лет на двадцать моложе и не принадлежи к высшему свету. Монк бы решил, что она пытается с ним кокетничать. — Я должна подумать, — мягко сказала Фенелла. — Сейчас я просто не могу припомнить все, что она мне говорила за последние несколько дней. Бедное дитя! В ее жизни было так много трагедий. Потерять на войне мужа чуть ли не сразу после свадьбы! Как это ужасно — принять смерть из-за какого-то несчастного секрета! — Она вздрогнула и поежилась. — Что бы это могло быть? — Фенелла театрально распахнула глаза. — Внебрачный ребенок, вы полагаете? Да… нет! Из-за этого служанка могла потерять место… Но разве речь идет о женщине? — Она на шаг приблизилась к Монку. — Как бы то ни было, ни одна из наших служанок не нагуляла ребенка — мы бы тотчас узнали… — Она издала странный горловой звук, похожий на смешок. — В самом деле, как такое можно держать в секрете?.. Преступная связь — вот что это было! Роковая страсть, о которой никто не должен был знать. А Тави случайно прознала! Из-за этого ее, бедняжку, и убили. Чем мы можем помочь вам, инспектор?
— Пожалуйста, будьте осмотрительны, миссис Сандеман, — хмуро ответил Монк. Он не знал, можно ли всерьез относиться к ее словам, но чувствовал себя обязанным предупредить Фенеллу об опасности. — Вы ведь тоже можете открыть этот секрет или заставить преступника поверить, что подобрались к нему слишком близко. На вашем месте я бы поостерегся открыто заявлять о своих наблюдениях.
Фенелла попятилась, ахнула и раскрыла глаза еще шире. И хотя время было раннее, Монку пришла в голову мысль: а трезва ли миссис Сандеман?
Надо полагать, та же самая мысль посетила и сэра Бэзила. Он довольно бесцеремонно взял сестрицу за руку и повел к двери.
— Подумай об этом, Фенелла, и, если вспомнишь что-нибудь, скажи мне, а я передам мистеру Монку. Теперь пойди позавтракай или садись писать письма.
Оживление Фенеллы тут же бесследно исчезло, она с неприязнью взглянула на брата. Впрочем, миссис Сандеман быстро взяла себя в руки и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Бэзил посмотрел на инспектора, пытаясь понять его отношение к произошедшей сцене, но лицо Монка было непроницаемо вежливым.
В последнем из приглашенных тоже легко угадывался член семьи. Черты лица и голубые глаза напоминали леди Мюидор; волосы у него, правда, были совершенно седые, но веснушки позволяли предположить, что в молодости он являлся обладателем золотисто-каштановой шевелюры. Он выглядел намного старше сестры, и жизнь у него, похоже, была не из легких. Вошедший заметно сутулился, словно на его плечах лежал груз многочисленных горьких утрат.
— Септимус Терек, — представился он четко, почти рапортуя. В прошлом дядюшка Септимус, очевидно, был офицером. — Чем могу служить, сэр?
При этом он не взглянул ни на сэра Бэзила, предоставившего ему стол и кров, ни на ретировавшегося к окну Киприана.
— Вы были дома в понедельник, за день до смерти миссис Хэслетт, сэр? — вежливо спросил Монк.
— Меня не было дома с утра и до обеда. — Старик чуть ли не вытянулся по стойке «смирно». — После полудня я находился дома, но практически не выходил из своей комнаты. Ужинал тоже не здесь. — В глазах его зажглось любопытство. — Почему это вас интересует, сэр? Если бы я увидел или услышал грабителя, я бы сообщил об этом сам.
— Миссис Хэслетт была убита кем-то из домашних, дядя Септимус, — объяснил Киприан. — Мы полагали, что Тави могла сказать вам что-нибудь, что прояснило бы мотив преступления. Мы всех расспрашиваем об этом.
— Могла что-нибудь сказать? — Септимус моргнул.
Лицо сэра Бэзила потемнело от гнева.
— Боже мой, тебе же задали простейший вопрос! Не понял ли ты со слов или случайных намеков Октавии, что она открыла чей-то весьма неприятный секрет, который мог бы таить угрозу для ее жизни? Я понимаю, что все это маловероятно, но приходится спрашивать!
— Так точно! — без промедления отчеканил Септимус, и на его бледных щеках вспыхнули красные пятна. — Ближе к вечеру, вернувшись домой, она сказала мне, что ей открылась вся правда и что правда эта ужасна. Она добавила еще, что для полной уверенности должна убедиться всего в одной вещи. Я спросил ее, в какой, но она уклонилась от ответа.