— Добрый вечер, леди Калландра! — Рэтбоун слегка наклонил голову, затем повернулся с улыбкой к Эстер. — Мисс Лэттерли! Разрешите мне представить вам мисс Ньюхаус!
Они обменялись приличествующими случаю церемонными фразами.
— Не правда ли, великолепная пьеса! — вежливо сказала мисс Ньюхаус. — Очень трогательная.
— Очень, — согласилась Калландра. — И на весьма популярную в наши дни тему.
Эстер молчала. Она чувствовала, что Рэтбоун с удовольствием разглядывает ее своим пытливым взглядом, знакомым ей еще по их первой встрече перед судом. Эстер не имела ни малейшего желания поддерживать светскую беседу, но, будучи гостьей Калландры, изобразила на лице вежливый интерес.
— Я невольно испытываю сострадание к героине, — продолжала мисс Ньюхаус. — Несмотря на ее слабость. — На секунду она потупилась. — О, я прекрасно понимаю, что в итоге она погубила себя. Но благодаря искусной драматургии зритель порицает поступки героини и в то же время оплакивает ее участь. — Она повернулась к Эстер. — Вы не согласны со мной, мисс Лэттерли?
— Боюсь, я сочувствую героине даже больше, чем входило в планы драматурга, — призналась Эстер с виноватой улыбкой.
— О? — Мисс Ньюхаус смутилась.
Эстер поняла, что ей необходимо объясниться. Рэтбоун смотрел на нее с возрастающим интересом.
— Мне кажется, муж ее был настолько скучен, что вполне понятно, почему она… утратила к нему интерес.
— Это вряд ли оправдывает нарушение данной ею клятвы! — Мисс Ньюхаус была шокирована. — Все-таки как легко женщине сбиться с пути из-за нескольких льстивых слов, — сказала она серьезно. — Мы видим приятное лицо, внешний блеск и совсем не замечаем сути!
Эстер ответила не думая. Героиня была хорошенькая, но муж, похоже, и не пытался разглядеть в ней нечто большее, чем смазливую внешность.
— Чтобы сбиться с пути, мне, например, ничья помощь не требуется! Я способна с этим и сама справиться!
Мисс Ньюхаус уставилась на нее в замешательстве. Калландра закашлялась, поднеся к губам платочек.
— Какая же радость сбиваться с пути в одиночку? — сказал Рэтбоун, с трудом сдерживая улыбку. — Вряд ли это можно будет назвать удачным путешествием!
Эстер повернулась и посмотрела ему в глаза.
— Я могу путешествовать одна, мистер Рэтбоун, но абсолютно уверена в том, что необитаемых мест мне не найти.
Он широко улыбнулся, обнажив удивительно белые зубы, и предложил ей руку.
— Вы позволите? Только до экипажа, — произнес он с бесстрастным лицом.
Эстер не смогла удержаться от смеха, а тот факт, что мисс Ньюхаус ничего смешного в сказанном не увидела, лишь добавил ей веселья.
На следующий день Калландра послала лакея в полицейский участок с запиской, в которой просила Монка прибыть к ней, и как можно раньше. При этом она не объяснила, чем вызвана столь настоятельная просьба, и даже не намекнула, о чем она собирается с ним говорить.
Тем не менее Монк постучал утром в ее дверь и был встречен должным образом. Насколько Калландра могла судить, инспектор всегда относился к ней с большим уважением.
— Доброе утро, мистер Монк, — вежливо сказала она. — Пожалуйста, присаживайтесь и располагайтесь поудобнее. Не желаете ли чего-нибудь? Могу предложить вам чашку горячего шоколада. Утро выдалось непогожее — по сезону.
— Благодарю вас, — принял он предложение с несколько озадаченным видом, так и не уяснив, зачем она его пригласила.
Калландра позвонила и отдала распоряжения появившейся горничной. Затем повернулась к Монку с очаровательной улыбкой.
— Как продвигается следствие?
Она понятия не имела, каким именно случаем Монк сейчас занимается, но в том, что он расследует очередное преступление, можно было не сомневаться.
Он замешкался, не зная, является ли этот вопрос частью светской беседы, которую им надлежит вести, пока горничная занята на кухне, или же Калландра действительно интересуется его делами. Последнее показалось ему более вероятным.
— Собираю по кусочкам свидетельства об одном убийстве, — ответил он. — Но пока их явно недостаточно, чтобы сложилась полная картина.
— Так бывает часто?
Монк усмехнулся.
— Случается, но на этот раз кусочки все какие-то разрозненные. А имея дело с семейством сэра Бэзила Мюидора, нужно действовать особенно осмотрительно.
Из этих слов Калландра выяснила все, что хотела.
— Да, конечно. Должно быть, это и впрямь весьма трудная задача. А публика, если судить по газетным сообщениям, да и власти, наверное, требуют от вас быстрых решений.
Она сама разлила шоколад, немедленно отпустив горничную. Напиток был горячим и изумительно вкусным. Калландра видела, с каким удовольствием Монк прихлебывает из чашки.
— И еще, наверное, трудность заключается в том, что вам приходится работать с людьми, очутившимися в исключительных обстоятельствах. — продолжала Калландра, видя в его глазах молчаливое согласие. — Как вы можете получить от них искренние ответы, если каждый заботится и прежде всего желает обезопасить самого себя? Одна надежда, что кто-нибудь запутается в собственной лжи.
— Вы знакомы с Мюидорами?
Монк все пытался понять причину ее интереса к этому делу.
Она неопределенно махнула рукой.
— Иногда встречаемся в обществе. Лондон, как вам известно, весьма невелик, и все благородные семейства так или иначе знакомы между собой. И почти все — в родстве. У меня, например, есть кузина, которая приходится родственницей одному из братьев Беатрис. Должно быть, леди Мюидор тяжело переживает свою потерю.
Монк поставил на секунду свою чашку с шоколадом.
— Очень тяжело, — ответил он, снова припоминая все то, что тревожило и сбивало его с толку. — Какое-то время она держалась весьма мужественно. Потом вдруг словно надломилась, почти не выходит из своей спальни. Мне сказали, что она больна, но так ли оно на самом деле — не знаю. Я ее совсем не вижу.
— Бедняжка, — посочувствовала Калландра. — И какое затруднение для вас! Вы полагаете, она что-то знает?
Монк пристально взглянул на собеседницу. Глаза у него были замечательные — темно-серые, ясные, пронизывающие, бросающие многих людей в дрожь. Однако Калландра могла бы выдержать и взгляд василиска.
— Мне приходило это в голову, — осторожно отозвался он.
— Вам просто необходимо, чтобы в доме был кто-нибудь из ваших людей, на кого ни слуги, ни домочадцы не обращали бы никакого внимания, — сказала она так, как если бы эта идея только что пришла ей в голову. — Причем это должен быть человек, не имеющий отношения к следствию и в то же время наблюдательный, умеющий судить о людях по их поведению. Он бы сообщал вам в удобное время обо всех замеченных им тонкостях и деталях.