Монк вышел, оставив грузно осевшую на стул миссис Боден, а Мэй побежала за нюхательной солью и уж наверняка — за стаканчиком бренди.
Монка удивило, что ждать ему в библиотеке пришлось на этот раз не больше пяти минут. Сэр Бэзил вошел стремительно, морщинистое лицо его было напряженным, темные глаза — встревожены.
— Что случилось, мистер Монк? Вам наконец удалось что-то обнаружить? Видит Бог, давно пора!
— Кухарка сообщила, что потерян один из разделочных ножей, сэр. Мне необходимо ваше разрешение на его поиски.
— Разумеется, ищите! — Сэр Бэзил удивился. — Или вы хотите, чтобы за вас это сделал я?
— Мне просто необходимо ваше разрешение, сэр Бэзил. — Монк изо всех сил старался сохранять спокойствие. — Я не имею права искать то, что принадлежит вам, если мне этого не будет позволено.
— Принадлежит мне? — Бэзил вздрогнул и недоверчиво всмотрелся в лицо инспектора.
— Разве все в этом доме принадлежит не вам, сэр? Либо вам, либо — в определенном смысле — мистеру Киприану и мистеру Келларду. Ну, может быть, еще мистеру Тереку.
Сэр Бэзил невесело усмехнулся.
— У миссис Сандеман также есть личные вещи, но в целом вы правы: дом принадлежит мне. Естественно, я разрешаю вести поиски в любом месте, где вам только заблагорассудится. Без сомнения, вам потребуется помощь. Вы можете послать одного из грумов, чтобы он привез вашего сержанта… — Сэр Бэзил пожал плечами, но жест вышел у него несколько натянутым. — Констеблей?
— Благодарю вас, — сказал Монк. — Это было бы разумно. С вашего позволения, я начну немедленно.
— Может, вам стоит подождать на верхней площадке лестницы для мужской прислуги? — Сэр Бэзил слегка повысил голос. — Если слух о предстоящем обыске дойдет до того, кто взял нож, он сразу же постарается от него избавиться. Оттуда просматривается и часть лестницы для горничных. — Хозяин был непривычно словоохотлив. Такое за ним Монк замечал впервые. — Лучшей позиции вам все равно не найти. Можно, конечно, поставить там одного из слуг, но ведь они все под подозрением. — Он всмотрелся в лицо Монка.
— Благодарю вас, — сказал Монк еще раз. — Вы весьма проницательны. Мне кажется, стоит послать одну из горничных, чтобы она подежурила на главной лестнице. Возможно, ей удастся заметить кого-нибудь, кто появится там не по служебным делам. Не помешает также, если все остальные, пока будет проходить обыск, подождут внизу. Ну и лакеи, конечно.
— Обязательно! — не раздумывая согласился сэр Бэзил. — А заодно и камердинер.
— Благодарю вас, сэр. Вы очень помогли нам.
Сэр Бэзил приподнял брови.
— А чего вы от меня ждали? Это ведь мою дочь убили!
Он уже полностью взял себя в руки.
Монку оставалось только вновь выразить соболезнования и откланяться. Внизу он чиркнул записку Ивэну, после чего велел груму отправляться в участок и немедленно доставить сержанта и кого-нибудь из констеблей.
К обыску приступили через сорок пять минут и начали сверху, с комнат горничных; маленькие холодные чердачные конурки смотрели окнами на серую черепицу конюшен сэра Бэзила и дальше — на крыши Харли-Мьюз. В каждой комнатке стояла железная кровать с матрасом, деревянный стул с жесткой спинкой и простенький туалетный столик с навесным зеркалом. Девушкам категорически запрещалось появляться на службе в неопрятном виде, поэтому в каждой комнате обязательно имелся платяной шкаф, а также кувшин и тазик. Комнаты отличались одна от другой лишь узором тряпичных ковриков да еще картинами, принадлежащими самим обитательницам. В основном это были либо карандашные портреты родных и близких, либо репродукции известных полотен.
Ножа там обнаружить не удалось. Тщательнейшим образом проинструктированный констебль проводил осмотр наружных владений — лишь для того, чтобы охватить все укромные уголки, доступные слугам.
— Если это кто-нибудь из семьи, то, чтобы спрятать нож, к его услугам пол-Лондона, — с кривой усмешкой заметил Ивэн. — Скорее всего, нож уже покоится на дне реки или где-нибудь в сточной канаве.
— Я знаю, — ответил Монк, продолжая осмотр. — Майлзу Келларду сделать так ничего бы не стоило. Да и Араминте, будь она в этом замешана. А вы можете предложить что-нибудь еще, кроме обыска?
— Нет, — хмуро ответил Ивэн. — Я полторы недели бегал высунув язык по всему Лондону, пытаясь найти драгоценности, которые, скорее всего, были уничтожены непосредственно в ночь убийства. Или изучал смертельно скучные рекомендации на всех слуг. — Не переставая говорить, Ивэн выдвинул ящик с женским бельем и принялся рыться в его содержимом; тонкие длинные пальцы бережно касались ткани, а на лице сержанта было написано отвращение к тому, чем он вынужден заниматься. — Мне уже кажется, что хозяева вообще не замечают слуг; они видят лишь ливреи, передники и кружевные чепцы, — продолжал он. — А уж кто сейчас находится в этой ливрее и на чьей голове сидит этот чепец — несущественно. Главное, чтобы чай был горяч, стол — накрыт, огонь — разведен, обед — приготовлен; и чтобы кто-нибудь обязательно прибегал по первому звонку колокольчика. — Ивэн принялся складывать белье на место. — Ну и, само собой разумеется, чтобы дом блистал чистотой и чтобы на одежде не было ни пятнышка. И какая разница, кто этим занимается!
— Вы становитесь циником, Ивэн.
Сержант ослепительно улыбнулся.
— Учусь, сэр.
Осмотрев комнаты младших горничных, они спустились на этаж ниже. В одном крыле проживали экономка, кухарка, камеристки, а с недавнего времени и Эстер; в другом располагались комнаты дворецкого, камердинера, посыльного и двух лакеев.
— Начнем с Персиваля? — спросил Ивэн, с пониманием глядя на Монка.
— Начнем по порядку, — ответил тот. — Первая комната — Гарольда.
Пожитки Гарольда выдавали в нем заурядного молодого человека, состоящего на службе в большом доме. Выходной костюм; письма от близких — в основном от матери; несколько вещиц, хранимых в память о детстве; портрет приятной женщины средних лет с точно такими же белокурыми волосами, как у самого Гарольда; женский платок, заложенный между страниц Библии и ранее, видимо, принадлежавший Дине.
Комната Персиваля отличалась от комнаты Гарольда в той же степени, в какой отличались друг от друга эти два человека. Здесь были книги: кое-что из поэзии, кое-что по философии, пара романов. Писем из дому или каких-нибудь иных свидетельств родственных уз не нашлось вообще. В платяном шкафу — два выходных костюма, несколько пар прекрасной обуви, поразительное изобилие чистых рубашек, запонки, булавки для галстука. При желании этот лакей мог приодеться, как денди. Гардероб Персиваля вызвал у Монка неприятные воспоминания о его собственном. В чем-то они были похожи — каждый хотел хотя бы внешне стать на ступеньку выше. Интересно, а где Персиваль брал деньги? Даже если экономить на всем несколько лет подряд, лакейского жалованья все равно не хватило бы на такую роскошь.
— Сэр!