— Я вам что — лошадь скаковая?
— Госпожа Кравец, вы не лошадь, но это Вегас, здесь ставят всё и на всех. Вам надо развестись…
— Может, мне ещё подыграть ему за столом?
— Я вас об этом не просил.
— Но подумали?
— Госпожа Кравец, я знаю, что вы хотите победить. Но скажу откровенно — этот год не ваш. Год за годом вы показываете всё более значимые результаты, но пока вам стоит подождать. Я бы вообще на вашем месте взял тайм-аут годиков на пять, а потом вернулся и с триумфом занял первое место.
— Посмотрите на меня, через пять лет я могу склеить ласты.
— Ну что вы, вы ещё всех нас переживёте. Не торопитесь, это большая игра, тут надо либо всё и сразу, либо издалека и неторопливо. Ждите нас завтра в номере у Тома, мы приедем с репортёрами. Вы ведь знаете, где он живёт?
— Знаю.
— Вот и ладушки. Поверьте — так будет лучше для всех.
Хрена с два, решила для себя Барбара. Нашли девочку, так она и испугалась. Этот мерзавец Льюис наверняка ставку на Тома сделать хочет, вон как елозит. Что и говорить, выиграл Майор красиво, будто песню под караоке исполнил.
Барбара вспомнила, как Том исполнял «La bamba». Там и смысл-то простой до идиотизма: чтобы танцевать бамбу, нужно немного грации, для тебя и для меня, детка. Я весь для тебя, я не матрос, я капитан, детка!
Ты не капитан, ты Майор, пошутила вчера Барбара. Я Майор, согласился Том. Но пел он бесподобно, будто родился с этой песней на устах.
И играл тоже, пусть даже и под градусом. Отчего-то во время игры в ушах у Барбары звучала именно эта песня. Будто Майор и играл не для себя, не для своего агента, а для неё.
Я весь для тебя, детка.
Барбара вдруг поймала себя на том, что думает о Майоре без кавычек и с большой буквы.
Но она приехала сюда не романы крутить, а выигрывать. Не для кого-то, не для денег даже, а для себя самой. От денег она решила отказаться с самого начала — отдаст на благотворительные цели, и всё тут. Тут дело принципа, и Майор здесь вовсе ни при чём. Всё равно он ей в сыновья годится.
План сложился в голове сразу, и поэтому, пока агенты со своими репортёрами ещё не приехали, она решила сама напрячь «мужа».
Оказывается, у Майора были свои планы на сегодня. Она застала его удирающим.
— Куда-то собрался, милый? — спросила Барбара, глядя на бледного, с мокрыми после душа волосами, мужа.
— Вы кто? — спросил Том.
Надо же, и впрямь на трезвую голову не узнаёт. Хотя во взгляде что-то похожее на узнавание читается.
— Читай по губам: я… твоя… жена…
— Бабушка, Господь с вами, я вам во внуки гожусь, — надо отдать должное Брайдеру — за словом в карман он не лез, хотя на трезвую голову у него получалось немного грубо. Даже не немного, а совсем грубо.
— За такие слова я могу потребовать развода, — сказала Барбара. — Вернись в апартаменты, милый, не будем смущать горничных.
— Я полицию вызову!
— Я уже вызвала, не беспокойся. И пожарных, и неотложку, так что давай быстрее.
Она грубо втолкнула его в номер и захлопнула дверь.
— Э… Барби? Барби, ведь правильно? — спросил Том.
— Угадал.
— Мэм, я надеюсь, не успел сделать с вами ничего предосудительного.
— Майор, хватит мямлить, мы одни, говори начистоту.
— Окей, мэм, я перебрал, простите меня, готов дать развод.
— Развод? Вот ещё. В кои-то веки меня взяли замуж, не целованную практически девушку, и я упущу своё счастье? Нет, Майор, теперь вместе в болезни и здравии… ты должен помнить.
— За что вы так со мной, мэм? Я был невежлив?
— Я не с тобой, мне ты и нафиг не нужен. Меня здорово взбесил мой агент.
— А я здесь при чём?
— А ты здесь при том, что вчера спьяну выиграл полуфинал. Знаешь, кто ты после этого?
— Видит бог, я даже не помню, что вчера было…
— Хватит мямлить, я сказала, будь мужиком!
— Мэм, в вашем присутствии я робею быть мужиком.
— Ах ты, жук навозный!
Они сцепились и начали драться.
Несмотря на то, что Барбара брала уроки бокса и регулярно посещала тренировки, а Брайдер выглядел рыхлым тюфяком, схватка затянулась. Том блокировал удары, сам тактично не атаковал, хотя пару раз Барбара точно раскрылась и могла пропустить хук.
— Дерись, говорю, — часто дыша, говорила Барбара.
— Некогда мне, — пыхтел Майор.
— Тюфяк!
— Старуха!
— Это не оскорбление.
— Э… Стерва?
— Слабак, даже оскорбление придумать не можешь!
Майор зажмурился и выпалил такое, что стыдно повторить даже в неприличном обществе.
— Чего? — опешила Барбара.
Брайдер покраснел. Драка прекратилась.
— Повтори, что сказал, — потребовала Барбара.
— Э… Обойдёшься.
— Тюфяк!
— Сама тюфяк.
— Да я тебя… — она собралась уже пнуть Майора в коленную чашечку, но запнулась об ковёр и полетела прямо к нему в объятья.
Какое-то время они стояли так: Том держал Барбару на руках, а она трепыхалась в его руках, как рыбка, и в голове у неё отчего-то по кругу вертелось «Yo no soy marinero, yo no soy marinero, soy capitán, soy capitán, soy capitán».
— Поставь, как было, — сказала она.
— Не поставлю.
— Я тебя на двадцать лет старше.
— После сорока все выглядят одинаково.
— Ты меня сам бабушкой назвал.
— Виноват.
О следующем часе своей жизни Барбара не рассказывала никому.
Правый
Мы в то утро едва не совершили прорыв в мировой науке, равный, наверное, только изобретению колеса. Не стоит недооценивать колеса, вы просто слишком к нему привыкли. Концепцию колеса никто ещё не переплюнул, и не упоминайте крыло или атомную энергию. Крыло без колеса значит мало, а вся атомная энергетика — это такой же паровой двигатель, только на другом горючем.
Впрочем, открытия не случилось. Не сумели договориться в нюансах, слово за слово, фэйсом об тэйбл… Кончилось всё тем, что мы разодрались, потом к ядрене фене разнесли лабораторию, да ещё и облучились по самое не балуйся. Стоя в развалинах лабы, Даглас, наш шеф, сделал в тот момент то, что делают в таких случаях все начальники полицейских участков в голливудских фильмах — велел сдать значки и пистолеты. В смысле — отстранил от полётов. Ну, вы поняли.