Пить подразумевалось кентуккийский вискарь. Ник тут же припомнил горделивый рассказ Куаутемока о неудавшемся побеге: «Когда меня так били в первый год, я сам встал и пошел. И даже выпил с ублюдком Хесусом полбутылки американского виски».
Ник налил себе на два пальца и поднял стакан, виртуально чокаясь с Хесусом.
— Ваше здоровье, — сказал он.
Напиток обжег рот. Больше пить не нужно, подумал Ник. Ударит в голову, отвык ведь уже, да и жратва отвратная…
Хесус щелкнул пальцами, и перед Ником поставили тарелку с одуряюще благоухавшими такос. Коричневый фарш, ярко-красные помидоры, кремового цвета лепешка… Зелень…
— Кушай, — велел Хесус. Он смотрел на Ника с нескрываемым интересом. Ник пожал плечами и принялся есть. Смолотил два такос, потом сообразил, что ест чересчур жадно, и остановился. Вытер пальцы салфеткой, которые стопочкой лежали рядом.
— Ты убил Фелипе, — утвердительно произнес Хесус.
Они сидели в кабинете бородача, который разительно отличался от кабинета подполковника Магальона. Хесус любил, что называется, народные промыслы, и стены были украшены масками, плетеными циновками, вышивками, резными божками…
Среди всего этого висели копья, кинжалы и мечи. Некоторым Ник, даже не будучи специалистом, легко дал бы несколько веков.
Отдельное место занимала большая фотография в ажурной рамке. Хесус в окружении десятка детишек разного возраста, рядом — миловидная дама с алой розой в волосах. Семейный портрет?
— Мне пришлось это сделать, — сказал Ник. — Иначе Фелипе убил бы меня.
— Фелипе такой, — подтвердил Хесус. Поскреб бороду. — Ты поступил хитро, — сказал он. — В честном бою Фелипе ты бы не одолел.
— Я умный, — хмуро улыбнулся Ник.
— Ты умный, — согласился Хесус. — Я думаю, что ты стоишь дороже, чем тот, с зубом. Кто ты?
— А подполковник Магальон ничего тебе не сказал?!
— У подполковника свои дела, у меня — свои, — уклончиво произнес бородач. — Кто ты?
— Обычный программист. Из Москвы.
— Ты не обычный программист. Я наводил справки. Тебя знают.
Ник почувствовал, как по спине бегут мурашки. Хотя это могло означать и неожиданное спасение. Вырваться отсюда, а потом…
— Ты не из последних. Ты хочешь работать на меня?
Уже лучше.
— Что я должен делать?
— Я еще не придумал. Но хороший хакер — а ты ведь хакер? — может принести пользу. Я буду честен, сам я в компьютерах ничего не понимаю. Играл несколько раз на машинке сына, могу набирать текст. Одним пальцем. Но люди получают огромные деньги. Я не стану скрывать, я торгую наркотиками. Поставляю их в Лос Эстадос Унидос. Если гринго хотят травить себя, своих женщин и детей, я готов им продавать наркотики. Это их проблема, а не моя. Но это тебя не должно волновать. Ты будешь заниматься другим.
— Не наркотиками? — уточнил Ник.
— Не наркотиками. Пей, — Хесус наплескал себе виски, быстро проглотил. Ник пригубил свой стакан. — В тебе есть стержень, русский. Я знаю, Куаутемок говорил с тобой…
Ник напрягся. Наверное, он сделал это слишком заметно, потому что Хесус расхохотался и успокоил:
— Нет, старик не стучит мне. Старик слишком гордый, я его люблю, как только можно любить своего врага, который сидит у тебя на поводке. Он меня многому научил. Он рассказал, что учил меня?
Ник покачал головой.
— Да, старый пердун когда-то был крутым, очень крутым… Так вот, о чем я? В тебе есть стержень. В Фелипе тоже был стержень, но неправильный. У тебя — правильный.
Поэтому Фелипе сейчас гниет в болоте, а ты пьешь со мной. Кто-то скажет: этот русский убил Фелипе подло. Для меня нет таких понятий. Нужно было убить, и ты убил. Ты живой, а он мертвый. Это правильно, мужчина должен поступать именно так. Разговоры о чести — не для подобных случаев, русский. У тебя есть честь, у меня есть честь… а у Фелипе не было и не будет, потому что у мертвецов не может быть чести. У них только черви.
И бородач снова расхохотался, хлопая ладонями по столу.
Ник подумал, что все эти бандидос, убийцы и торговцы наркотиками, порой напоминают ему детей. Злых, извращенных, но все равно детей.
Детей, которых следует опасаться и не играть с ними в одной песочнице. Но предложение Хесуса стоило рассмотреть.
— Ты говорил о том, что я могу работать, — напомнил Ник, вежливо дождавшись, пока Хесус перестанет хохотать.
— Да. Взломай счет одного человека. Его зовут Луис. Я дам все номера, данные, дам хороший компьютер. Сумеешь?
— Как два пальца, — сказал Ник, хотя совершенно не был в этом уверен. Счет «одного человека Луиса» вполне мог находиться в швейцарских UBS AG, Wegelin или Credit Suisse. Туда не влезть. Как минимум — не влезть отсюда и одному.
Но ситуация оказалась значительно проще. Хесус отвел его в соседнее помещение, где на раскладном столике стоял маковский ноут. Рядом лежала распечатка — счет в одном из банков колумбийского Медельина.
Ерунда.
Семечки.
— Сколько времени тебе нужно? — поинтересовался Хесус. — Я скажу, тебе принесут еду.
— Часа три для начала, — сказал Ник.
Справился он значительно быстрее. Доступ к сети был отличный, никто не стоял над душой, и Ника подмывало написать что-то типа «Спасите! Помогите! Я там-то и там-то!».
Он едва удержался от соблазна, потому что понимал — надеяться можно только на себя.
Хотя… Написать Дуровым?! Он их не видел пару лет, но…
Нет.
Ник едва не шлепнул себя левой рукой по правой, тянущейся к клавиатуре.
Только на себя.
…Хесус был на седьмом небе от счастья. Ник выдал ему весь график операций по счету за последние два года. Цифры как цифры, но для Хесуса они значили что-то значительно более важное. Он хлопнул Ника по плечу и отослал обратно во «внутреннюю зону», а вместе с ним отправил специального человека с полной сумкой еды.
Бад изумился, когда Ник выставил бутылку хорошей текилы, свежие овощи, жареное мясо, еще теплые и мягкие лепешки, холодное баночное пиво… Похоже, он заподозрил нечто нехорошее, но Ник тут же объяснил ему — все нажито честным и непосильным трудом.
Ну, положим, не таким уж честным и не столь уж непосильным…
Опомнившись, Ник сбегал и пригласил Куаутемока. Однако мексиканец вопреки ожиданиям отказался.
— Я отвык от такого, — сказал он, покуривая свою «Монтану». — Если будешь так добр, то оставь мне немного текилы и баночку пива. Излишества вредят здоровью.
Вернувшись, Ник плюнул на все и предался чревоугодию, после чего страдал всю ночь. Видимо, Куаутемок был прав — желудок довольно быстро отвыкал от хорошего…