И Матроскин начал материться, протестуя против социального неравенства. Тогда от большой обиды захотел он выпить еще. И получив от барабановской бабы трешку, приятели купили вторую бутылку водки. Василий Пентюхов пить не умел. Бывают люди, в пьяном состоянии спокойные, быстро засыпающие, Пентюхова же неудержимо тянуло на подвиги. Именно он предложил приятелю залезть в барабановскую квартиру. Тем более что, сидя в скверике возле магазина, они видели, как выдавшая им трешку особа нырнула в черный ход. С парадного в магазин шли простые смертные, перед которыми выставлялись пустые прилавки. Василий Пентюхов тут же вспомнил кафель в барабановской ванной и разозлился окончательно. Приятелю он разъяснил, что раз жену партийного работника в срочном порядке пригласили в магазин, значит, там будет длительная примерка. Пока Барабанова все тряпки не перещупает, она из магазина не выйдет.
И приятели отправились обратно в барабановскую квартиру. Человек с золотыми руками, Василий Пентюхов со сложным замком справился легко. Брать ему ничего не хотелось, кроме заветного кафеля в ванной, но тот был уложен намертво, на цемент. Портить такую вещь Матроскин не решился, так как чужую работу уважал, и сгреб первое, что попалось под руку — оружие с ковра, висевшего на стене. Ну, прихватил из вазочки, что стояла в серванте, несколько золотых безделушек.
После того, как мужики обчистили квартиру, они преспокойно сели в электричку и поехали к Пентюхову домой, на Левый берег. Набитую оружием сумку чуть не забыли в вагоне. Но оказавшись опять на улице, оба почти протрезвели и сообразили, что совершили кражу со взломом. Тут Пентюхову захотелось напиться уже с горя, он выгреб из сумки энное число пистолетов, часть запихал за пояс, часть во внутренние карманы куртки и пошел в студенческую общагу продавать…
— Я звонил в дверь, а когда открывали, распахивал куртку и говорил: «Ну, купите у меня хоть что‑нибудь!»
— И что?
— Бабы визжали. Общага‑то женская!
— А мужики там были?
— Были и мужики.
— И кто купил «Марголина»?
— Не помню. Сначала продал другой пистолет. Его потом нашли. За сто рублей продал — теми, советскими деньгами. Ну и послал Юрика за водкой. Пока он бегал, я продал еще один пистолет. Потом мы с Юриком встретились. Он купил три бутылки водки. Мы выпили, пошли дальше. Потом, кажется, был тот маленький, со складной рукояткой, по которому Барабанов особенно убивался. Добра‑то! Фиговина бесполезная. А «Марголина» я совсем не помню. Потом менты по общаге ходили, всех допрашивали. Два‑то ствола нашли. Вспомнил бы, кому продал, может, и срок бы поменьше дали. Барабанов не обозлился бы так. Сука!
— Значит, не помните даже, мужчина это был или женщина?
— Кажись, мужик… А может, баба… Не, не помню.
— Ну не могу я в это поверить! — не выдержал майор Волнистый.
— А ты выпей столько да пойди по знакомым. А на следующий день поинтересуйся, что вытворял.
— А может, ты врешь? Может, себе его оставил? Матроскин впервые заволновался.
— Да ты что, начальник? Зачем он мне?
— Из этого пистолета девушку недавно убили.
— Не я это! — вскочил Матроскин. К нему тут же кинулись фээсбэшники, присутствующие на допросе. Матроскин задергался, затряс рыжей головой: — Не я! Поняли? Не я!
— Да сядь ты! — Майор стукнул по столу кулаком. — Сиди теперь, вспоминай.
Матроскин нахмурился. Сергей Павлович достал из‑за пазухи плотный пакет:
— Может, на фотографии посмотришь? Память — штука тонкая. Может, и признаешь кого.
Первой Волнистый положил перед ним фотографию Олега Новлянского.
— Не он?
— Ну, этого я бы признал. Личность приметная. Ишь, какой! Были у нас на зоне такие красавчики. — Матроскин выразительно хмыкнул. — Не. Не он. Точно. А может, баба купила. Там, в «культуре», баб‑то больше, чем мужиков.
Майор достал еще две фотографии. Ричард Носков и Евгения Львовна Раскатова. На стилиста Пентюхов даже смотреть не стал. Придвинул к себе фотографию, на которой Евгения Львовна с Дашенькой веселились в гостях, на даче. Матроскин, как кот, завидевший слетевшего с ветки воробья, завертел рыжей головой.
— Ты глянь, а? Я тут, а она там! Ишь, выпивают! Веселая у людей жизнь! Нет, есть на свете справедливость?
Сергей Павлович насторожился, посмотрел на фотографию.
— Ты что, знаешь здесь кого‑нибудь?
— Ха! Знаю! Да это ж моя бывшая подельница, Дашка! И дамочка эта мне знакома. — Пентюхов ткнул пальцем в Евгению Львовну Раскатову.
И майор Волнистый в который уж раз за этот день вытер огромным клетчатым платком вспотевший лоб.
Из РАЗГОВОРА С ВАСИЛИЕМ ПЕНТЮХОВЫМ Сергей Павлович многое для себя прояснил. Главное — он понял, откуда во всей этой истории выплыли наркотики. Из каких тайных глубин. Оказывается, три года назад ангел Дашенька познакомилась с Василием Пентюховым и с ним же едва не села в тюрьму. Помогла ей Евгения Львовна Раскатова. Правда, непонятно пока, из каких соображений. Насколько Волнистый понял характер дамы, та занималась «благотворительностью» только с большой для себя выгодой. Но за Дашеньку хлопотала активно, использовав все свои связи. Й не исключено, что дала кому‑то солидную взятку. Сам Матроскин к девушке был неравнодушен, поэтому всю вину взял на себя. Сказал, что они с Дашей только жили вместе, но распространением наркотиков та не занималась и о делах своего сожителя понятия не имела. Совместными усилиями Пентюхову и Евгении Львовне удалось Дашеньку от тюрьмы спасти. Матроскин какое‑то время был под следствием, но выпутался, вышел на волю и вновь принялся за старое. Теперь он даже расчувствовался и спросил:
— Как там она? Прилепилась, видать, к этой тетке.
— Раскатова ей что — родственница?
— Какая, на хрен, родственница! Дашка, когда в столицу приехала, на вокзале ночевала. Если бы не подобрал я девку, попала бы на панель. Красивая.
Матроскин со вздохом посмотрел на фотографию.
— Может, оставишь, начальник? У бандита тоже случается любовь. — Глаза у него были хитрые.
— И все‑таки что их связывало?
— А я почем знаю? Дашка‑то и вправду была не шибко замазана. Первое время мне помогала. Куда деваться? Сама не кололась, нет. И даже травку не курила. Не дал. Хорошая девка, жалко. Приехала в столицу за синей птицей, да у нее в первый же день все деньги вытянули. В «лохотрон» заманили. Дурочка и попалась. Я подумал, что пропадет девка, и привел ее к себе домой. Мамане моей Дашка нравилась. И сеструхе. Ну, я потом через своих друганов помог ей работу чистую найти. Секретаршей.
— У Раскатовой?
— Не. Чего ты пристал со своей Раскатовой? К мужику я ее пристроил. Мамаша моего другана замуж за какую‑то шишку выскочила. А тот девку симпатичную к себе в офис искал. Для дела, не для удовольствия. Солидный мужик. Иначе бы я на х… послал такую работу.