– Да брехня все это, тетя Нина. Брехня!
– Брехня, говоришь? Пошли.
– Куда? – недоуменно спросил Эксперт, но санитарочка поднялась и пошла в секционную, а потом и в холодильник. Остановившись в дверях, она сказала:
– Смотри, – и показала на труп. Эксперт сначала ничего не понял, а потом увидел…
Там, где секционный разрез был зашит, все нитки были разорваны, а гнилые органы грязно-зеленым пузырем лезли из тела.
– При жизни гнилье перло из него и после смерти оно же наружу лезет, – вдруг мелькнула мысль.
– Вот и всегда так! Стоит попасть сюда мужику, который при жизни снасильничал кого, так с его телом обязательно что-то случается. Я уж привыкла. Прихожу на работу и смотрю на тела мужиков. И если кто-то из них в беспорядке, значит, грешен тот насилием.
– И что бывает с ними? – спросил Эксперт, чувствуя, как по спине потекла струйка холодного, прямо колючего пота.
– Что? А то! Иногда труп утром перевернутым окажется, а то и сам со стеллажа упадет. А один раз я вообще труп нашла на улице.
– Ну да! Ври больше, тетя Нина.
– Нет, не вру. Тот, кого на улицу унесло, при жизни пять раз за изнасилования сидел. Хочешь – фамилию его найду, а ты сам про него разузнай в милиции. Это лет десять назад было.
Эксперт задумался. Все-таки это отдавало мистикой, которую он не то чтобы не воспринимал, а в общем-то верил в нее, но как-то отстраненно, не связывая ее с собой. Вроде как мистика отдельно, а он отдельно. Потом Эксперт встрепенулся:
– А почему она Колдунья… вернее Ведьма?
– Чего, милок, не знаю – того не знаю, – ответила тетя Нина и, помолчав, добавила: – Вот не думала, что расскажу кому-нибудь, да уж так сложилось, а ты, Кирилла Петрович, выслушай и решай – Ведьма она, или не Ведьма, – сказала задумчиво санитарка и, помолчав, нерешительно заговорила: – Это еще перед войной было… Мне тогда едва 16 исполнилось. Дурочка была – не приведи господь! Вот и согрешила. Нашелся паренек один, тоже из местных. Нет-нет, он не насиловал, все по любви было. Вот только, когда сказала, что я в положении – он исчез. Уехал. Я неделю проплакала, а потом маме созналась. Она мне и сказала, чтоб я шла к знахарке и если она захочет, то поможет. Ну я и пошла. Встретила она меня сурово, хоть и не ругалась. Как сейчас, картина перед глазами стоит: посадила она меня на лавку и сама уселась рядом. Так сидели с полчаса. А потом она нахмурилась и сказала:
– Ой, девонька, не все с тобой просто. Сегодня останешься у меня, а ночью тебя к Марьиной горе отведу. Там Блаженная и решит – помогать тебе или нет.
Я сначала заробела, но знахарка усмехнулась и сказала:
– Впрочем, не хочешь – иди к себе и забудь меня. – Но я не пошла домой.
– И что? – с жадным интересом спросил Эксперт.
– Ничего. Знахарка… Ведьма то есть, меня почти вплотную к Горе проводила, а дальше я сама чуть ли не на ощупь шла. На скалу наткнулась и, как Ведьма велела, прислонилась к ней и замерла. Так простояла минут десять и вдруг, – при этих словах голос санитарочки дрогнул и на мгновение пресекся. Но она, справившись с волнением, продолжила: – Стою я, значит, у скалы, а она теплая-теплая. Мне от этого стало так спокойно, что все напряжение у меня исчезло. Вдруг в сплошной тьме появилось что-то белое, и мне показалось, что меня кто-то по голове и по животу погладил – ласково и по-доброму. Мой страх совсем исчез. На этом все и кончилось. Блаженная – а это точно она была, вся в белом, – исчезла. Я еще немного постояла и ушла. Больше я там никогда не была. И я с тех пор твердо знаю: туда ходить нельзя! Ну, а когда я вернулась, то Ведьма сказала:
– Я все знаю. Вот тебе травы. Завари их и попей настой три дня. Ребеночек сам и выйдет.
Так все и получилось.
После этого они оба замолчали… А потом санитарка, наклонившись к самому уху Эксперта, шепотом сказала:
– Знаешь, Кирилла Петрович, мне иногда кажется, что Ведьма Анна… – тут тетя Нина пугливо оглянулась и прошептала: – Она и есть – та самая Блаженная! – потом отстранилась и так же тихо закончила: – Так не только я думаю, так все думают в нашей деревне…
Эксперт ничего не успел ответить, так как открылась входная дверь и вошла женщина, жена насильника. Эксперт еще успел подумать: «Ну все, сейчас начнется… ведь труп еще раз зашивать надо. Ох, и криков сейчас будет!» Однако женщина была неузнаваема. Тихо и робко осведомилась, когда тело забирать можно и, получив ответ, она молча сидела и покорно ждала, пока санитарка собирала труп, и лишь иногда испуганно поглядывала на Эксперта.
Вот так закончились те два вроде бы обычных выезда на места происшествий. Да, а Иваниху-абортятницу осудили. Районный суд определил ее на два года в колонию общего режима.
Ничто не обходится в жизни так дорого, как болезнь и глупость.
Зигмунд Фрейд
На работу Иван Иванович любил приходить рано – минут за тридцать-сорок, а то и за час до начала рабочего дня. Это было самое благодатное время для неотложной работы и наведения порядка в бумагах и собственной голове. Вот и в тот день – он его до конца жизни запомнит! – одновременно с ним к моргу подъехала машина, и сидящий за рулем сержант радостно сказал:
– Вот, работенку вам, товарищ Эксперт, привезли.
– Откуда? – спросил с легкой досадой Эксперт и, взяв листок бумаги у сержанта, пробежал взглядом написанное: – …труп… обнаружен на дороге… соседний район… осмотреть в морге, продиктовать осмотр… описание отдать сержанту… – и, оглянувшись на сержанта и вздохнув, скомандовал: – Снимайте тело, несите в морг! Я сейчас переоденусь и коротенько вам продиктую.
Пока ребята переносили труп на секционный стол, Эксперт переоделся и до восьми часов успел продиктовать осмотр трупа, описать внешние повреждения и переломы костей. Вернувшись по улице в отделение, в коридоре он увидел сидящего на скамеечке для посетителей незнакомого мужчину с очень загорелым лицом. Вежливо кивнув ему, он прошел в кабинет и там превратился в соляной столб, в статую, изображающую человека-идиота: вытаращенные и чуть на лоб не вылезшие глаза, отвисшая нижняя челюсть и даже капелька слюны на подбородке. И причиной этого послужили разительные перемены его рабочего стола! Нет-нет, он не был опрокинут, он не изменил форму. Он изменил содержание: весь был заставлен бутылками разнообразного размера и формы, порой самой причудливой: там были и коньячные, и водочные, и винные. Причем большинство бутылок он видел впервые в жизни. Там же громоздились горы колбас и окороков. Все это окружали консервные баночки – будто домики пригорода, окружавшие небоскребы бутылок – мелькнула дурацкая мысль. Иван Иванович стоял в оцепенении минут пять, пока за спиной не услышал насмешливый голос:
– Что, засранец? Зазнался? Прошел мимо старого друга как мимо пустого места, а увидел стол, сразу замер, облизываясь?
«Засранец… голос с хрипотцой – так мог говорить только…» – подумал Иван Иванович и медленно повернулся. Да, это и был он, его друг детства, он же майор медицинской службы Унгер, без вести пропавший в горах Афганистана в 1981 году.