А вот в другой машине – белой «Волге» – все было по-другому. Очкастый, он же Иван Думбадзе, оказавшись так неожиданно в машине, которую не вызвал, поначалу примолк, плотно стиснутый с боков внушительными мордоворотами. Однако довольно быстро он пришел в себя:

– Что за беспредел, вы знаете, на кого я работаю… – начал было он и тут же примолк, потому, что сидящий на переднем сиденье мужчина повернулся, и Очкастый увидел лицо Рихарда.

– Ой, Егор Иваныч… а зачем все это, что это значит, – несколько растерянно спросил он.

Рихард ухмыльнулся и сказал:

– Так на кого ты работаешь, говоришь? Что, молчишь? Вот пока едем, подумай, на кого на самом деле ты работаешь. А также подумай о том, какие претензии у меня возникли к тебе – вдруг да догадаешься! – и хохотнув, продолжил: – А также вспомни мое второе погоняло. Помнишь его?

– Ги… ги… гитлер!

– По-о-омнишь! Вот и ладненько.

– Так я… – начал было Очкастый, но Рихард коротко бросил:

– Дайте ему разок, чтобы впредь пасть без разрешения не разевал, – тут же послышался резкий вдох (или выдох) и следом – протяжный стон.

Очкастого привезли в тот дом Рихарда, находящийся в окраинном поселке Города. Из него, кстати говоря, до центра Города было рукой подать. Когда машину загнали во двор, пленника буквально на руках внесли в дом и так толканули в спину, что он мордой пробороздил по полу.

– Поднимите его и на стул посадите. Нельзя же так сразу! А может, он послушный мальчик и дяде Рихарду все расскажет без утайки. Это если вдруг он дуру гнать начнет, тогда можно и… Ну например, сначала почки отстегнуть.

– Что вы, Егор Иванович, от меня…

– Так меня называют только друзья, а предатели зовут Рихард, а иногда Гитлер. Ты знаешь, почему меня Гитлером прозвали?

– Знаю. Вы много… убивали и мучили!

– Вот так все и говорят. А хочешь, я тебе расскажу, как эта кликуха ко мне прилипла? И что на самом деле она означает? Хочешь? Это совсем не страшно. И совсем не то, что думаешь ты, – и, не дожидаясь кивка Очкастого, начал рассказ: – Я родился за два года до войны и когда был маленький, почему-то Гитлера звал не Адольф, а Рихард. Почему? А никто объяснить не может, и я, естественно, не помню. Только мама рассказывала, как я в возрасте три-четыре года ходил по хате и твердил: Рихард-Гитлер, Гитлер-Рихард и так без конца. Со временем эти два имени так ко мне прилипли, что превратились в погоняло вора в законе. Все слышат – Гитлер, Гитлер и думают, что это погоняло дано за крайнюю жестокость мою. Ну а я эти слухи поддерживаю, ибо выгодно.

– А зачем вы это мне рассказали?

– А чтобы ты понял – надо по-честному. Ты все как на духу мне выкладываешь, а я тебя на все четыре стороны отпускаю.

– И мне надо верить вам?

– А какой у тебя выход? Откажешься рассказать мне – спрашивать начнут помощники, и ты им расскажешь, можешь не сомневаться. Вот только твой товарный вид не даст потом возможности тебя… ну дальше все понятно?

И чтобы до конца добить Очкастого, сказал:

– Вас мальчишка описал: и тебя и Гоги. А самое главное, вы дурака сваляли с этой визиткой – ну, где буквы ВЯС. Ну откуда же вам было знать, что деревенский ворюга Калёный сидел в одной камере со Смолиным. Поэтому, когда он ушел в бега, то навестил старого дружка и выяснил, что Смолин никакое ожерелье в деревне Калёного не покупал, свою визитку никому из людей Рихарда не давал.

После этих слов в комнате повисло молчание, которое прервал пленник:

– А правда, что мальчишка убил бабушку?

Рихард усмехнулся и ответил:

– Ну, раз самый гуманный в мире советский суд влепил ему 8… или 9 – черт, не помню точно, – то наверное да, убил. – И без паузы, мягко так сказал: – Жду ровно пять минут. Потом ухожу, и сюда заходят настоящие гитлеры, хоть и маленькие. Все, время пошло.

– Погодите, а что с Гоги станет?

– Не знаю, не решил еще. Вот честно – не решил. Ну…

И Очкастый рассказал, как они ждали, ждали, пока этот урод деревенский привезет ожерелье. Потом Гоги предложил вариант – поехать и самим, втихаря от Рихарда, забрать ожерелье.

– Визитка была ошибкой, она случайно в кармане у меня была, – пояснил Очкарик, – с антиком-то мы общались. А вот Гоги допустил оплошность. Когда я с ожерельем подходил к машине, он, старый дурак, вылез из машины – видите ли, зуб у него заболел и он к морде снег прикладывал. Вот пацан его и засек. Мы, – говорил Очкастый, – с Гоги всю дорогу потом ругались, но он успокоил меня, сказав, что люди приедут и пацана… устранят. Но, к несчастью, то есть к счастью, – поправился он, – мальчишку посадили, вот он и остался живой, а мы погорели…

– Ладно, чадушко, спой теперь про ожерелье. Где оно?

– Как где? У Гоги!

– Но ты знаешь, где он его прячет, где оно?

– Да, знаю. Оно в банке, в личном сейфе Гоги.

Глава 9

Гоги был не в себе! Мало того что за двое суток Кужебар, эта дыра районного масштаба, надоел хуже горькой редьки, а тут еще и приключения – на выезде из Кужебара их неожиданно остановил патруль ГАИ. Сначала проверили документы на машину, потом документы водителя, пассажиров и: «…Всем выйти, ноги шире… все что в карманах…» и при этом из стоявшего невдалеке «уазика» выскочили четверо нехилых лбов. Гоги и троих его спутников «повязали» под предлогом того, что машина в угоне. Как Гоги ни «выступал», ничего не вышло, да еще и получил кулаком в область печени. Отпустили их только утром, часов в одиннадцать. Доехали до Города в этот раз без происшествий и возле дома Рихарда увидели несколько незнакомых машин, но никого постороннего ни в ограде, ни в доме Гоги не увидал. В кабинет Рихарда он вошел как всегда без стука, но за столом вместо хозяина он увидел молодого парня, совсем незнакомого. Он сидел молча, но в глазах его Гоги увидел явную насмешку.

– Эй!.. Ти што здэс дэлаишь, – с удивлением и усилившимся от этого акцентом спросил он, так и оставшись у двери.

– Эй, ти што нэ слишишь: гиде Рихард? – повторил он, уже с беспокойством.

– А нету его, – с усмешкой сказал этот наглец, и тут же Гоги почувствовал, что его затылка коснулось Нечто твердое. Впрочем, наученный богатым опытом, он сразу замер, поняв, что это ствол пистолета…

* * *

На этом, собственно, закончилось участие частного сыщика Шалунова в установлении того, кто же «купил» «Ожерелье Царицы» и у кого оно находилось. Петр Петрович с помощью своих бывших сотрудников освободил Калёного – Антона Сергеевича Кальнова – от подозрений уголовников, и тот мог спокойно возвратиться в свою деревню, не опасаясь мести бывших подельников.

А от дальнейшего расследования Шалунов отошел по просьбе – по настоятельной просьбе! – действующих сотрудников милиции. Капитан Володя так и сказал: