– При чем здесь «Скорая помощь»?! Что с отцом?

– Да, ты прав, «Скорая помощь» здесь ни при чем. Она Павлу Дмитриевичу уже не поможет. Нет больше Павла Дмитриевича…

Мои пальцы отказались держать трубку. Она выскользнула из руки и щелкнула по столу.

– Что такое? – Вика смотрела на меня огромными глазами.

– Нам теперь надо держаться вместе, – пробормотал я. – Иначе все…

Отца больше нет, но его «серые волки» остались. Вся моя жизнь с этой минуты зависела от того, смогу я совладать с этой стаей или нет. Если не сумею, то меня порвут на части вместе с Дианой, да и Вике тоже достанется. Мало того, что я осиротел, так еще и на острие ножа оказался. И что теперь делать?

Глава 15

Безоблачное будущее было завалено землей вместе с гробом моего отца. Не успела осесть насыпь на его могиле, как на меня надвинулись грозовые тучи, такие темные, что за ними не видно было будущего.

– Вольф был мне как отец. – На меня тяжело, бездушно смотрел мужчина мощного сложения, с массивной головой и крупными, очень жесткими чертами лица. – Поэтому ты, Вадик, мой братан. А кровная родня должна понимать друг друга.

Я был в курсе того, чем занимался мой отец в темном криминальном мире, но в подробности не вникал, поэтому даже не знал, кто этот человек, пока он не назвался. Коган – это и кличка, и фамилия. Отец мне про него рассказывал, но живьем я данного субъекта увидел только сейчас. Коган остался на бандитском хозяйстве, когда отец дистанцировался от уголовщины. Вольфа больше нет, но Коган-то вот он, и теперь мне предстояло иметь с ним дело. Не я вызвал его на разговор. Меня сопроводили к нему в отдельный кабинет ресторана, где все еще продолжалась тризна по моему отцу.

– И что ты должен понять? – спросил я.

– Не я, а ты, Вадик. – Коган недовольно скривился, ему явно не понравился мой юмор. – Ты должен уразуметь, что у твоего отца есть наследники.

– Это я понимаю.

– Главный среди них вовсе не ты, а наш общак. Оттуда все ушло, туда и должно вернуться.

– Что ушло? Что должно вернуться?

– Твой отец поступил неправильно, взял деньги из общака, открыл бизнес, раскрутил его. В этом он молодец, даже не вопрос. Но бизнес ему не принадлежит, потому что стартовый капитал был изъят из общака. Логично?

– Я бы так не сказал. – Я мотнул головой.

– Почему? – поинтересовался Коган и недовольно повел бровью.

– Отец вернул деньги в общак.

– Кто тебе такое сказал?

– Отец говорил.

– Сказать можно все что душе угодно. На самом деле он ничего не вернул. А бизнес на тебя записал, на дочь, на твою жену, на мать вашу! – сквозь зубы процедил бандит.

– Я привык верить своему отцу.

– Нигде не записано, сколько он взял и вернул. Твой папаша имел общак как хотел, и в хвост и в гриву.

– Я не знаю, где и что насчет общака записано. Мне известно только то, кому принадлежит бизнес отца. На законных основаниях! Я знаю, кто будет им руководить и пользоваться доходом.

– Я тоже знаю, что почем, и уверен в том, что это неправильно. Ты мой брат, а мне почему-то ничего не досталось. Тебе жирный кусок, а я в дураках, как и пацаны наши. Разве это справедливо?

– «Справедливость» – понятие относительное.

– Ты мне, Вадик, мозги не пудри, лучше скажи, как дальше жить собираешься.

– Именно жить я и собираюсь.

– Так ведь и «жизнь» – тоже понятие относительное, – заявил Коган и нехорошо улыбнулся: – Сегодня живешь, а завтра раз, и уже труп. Хочешь мертвяком быть?..

– Это угроза?

– А если и так, то что? – хищно оскалился бандит.

Я рос и работал в тепличных условиях, но в реалиях отцовского мира кое-что понимал, поэтому ждал этого разговора. Не знал, когда он состоится, поэтому постоянно держал при себе охрану. Вот и сейчас за дверью кабинета меня ждали четыре отлично тренированных бойца. Если со мной здесь вдруг что-то случится, то они порвут Когана в клочья. Тот это понимал, поэтому сейчас мне ничего не грозило.

– Не надо со мной так разговаривать! – Коган своим страшным видом держал меня в сильном душевном напряжении, но все-таки я не побоялся сказать ему слово поперек.

– А как прикажешь с тобой беседовать? Может, попробуем договориться?

– О чем?

– Поделим наследство нашего отца по справедливости.

– Моего отца, – поправил я.

– Нашего отца! – Коган смотрел на меня парализующим взглядом, но я не кролик, чтобы по своей воле идти к нему в пасть.

– И как мы будем делить наследство моего отца?

– За тобой останется банк, а все остальное отойдет в общак.

– Это наглость!

– Нет, цена твоего спокойствия и благополучия.

– Моего? Вот уж нет! Ты о своем благополучии думаешь. Наследство моего отца делить собираешься. А ты нашел его убийц, спросил с них за его смерть?

– Нашел, – как о чем-то само собой разумеющемся сказал Коган. – И спрошу.

– Кто убил моего отца?

– Качаловские. Кстати, твой отец из-за тебя на них наехал, из-за твоей жены. Ее, видишь ли, отморозки обидели, а он подписался.

– Да ладно, наехал! Так, поговорил просто. Не было там никакого наезда, – качнул я головой. – И не надо на мою жену всю беду валить!..

– Надо. Качаловские живут по понятиям, считают, что за бабу предъявлять нельзя, а твой батя это сделал. Качаловские ему не простили. Все просто.

– Нет уж, не просто здесь все.

У меня было подозрение, что отца заказал сам Коган, чтобы затем занять его место и прибрать к рукам весь бизнес. Но мне, увы, не хватало духу обвинить его в этом злодеянии. Коган и без того страшен, а если он еще и взорвется!.. Да и смысла не было предъявлять ему. Все равно ведь он не признает своей вины. Только волна зря поднимется, которая может смыть меня в унитаз прямо сейчас. Не стоит лезть на рожон, нужно уходить от разговора с Коганом, занимать круговую оборону и спасать бизнес.

Карманов очень переживал, что не смог уберечь отца от снайперского выстрела, и это чувство вины привязало его ко мне. Он со своими людьми целиком на моей стороне, с ним я и моя семья под надежной охраной. Так что шансы выйти сухим из воды у меня имелись.

– Что не просто? – Коган вонзил в меня тяжелый изнуряющий взгляд.

– Я про наследство говорю. Дождемся, когда объявят завещание, а там видно будет.

– Какое завещание? «Флагман» записан на твою жену, банк на мать, ночной клуб на Вику, магазины на тебя. Я тебе полный расклад могу дать, что на ком висит. Вольф ничем сам не владел, и завещать ему нечего, так что не надо ждать. Сольешь все в общак без завещания. А банк, так уж и быть, можешь оставить себе. Заберешь его у матери – и владей, руководи.