В кабинете вкусно пахло крепким кофе, хорошими сигаретами и дорогим мужским одеколоном, а вот его хозяин малость подкачал. Не походил он на героя с плаката по строевой подготовке. Широкоплечий, крепкий, этого не отнять, но потертый какой-то, не очень-то свежий, несмотря на все старания. На его правом погоне я заметил странную сероватую пыль, очень уж смахивающую на перхоть. Да и не молод уже этот невысокий полковник Рощин.
– Кофе будешь? – спросил он.
– Спасибо, не надо.
– Значит, будешь. – Он поставил передо мной чашку с кофе, пододвинул пачку «Мальборо». – Угощайся и ничего не бойся.
– А чего мне бояться? Хватит уже.
Увы, но я смирился со своей участью. Вины я так и не признал, но следователю все равно. Тем более что среди арестантов на сборке все-таки оказался стукачок. Следователь чуть ли не слово в слово передал мне содержание нашего с Кешей разговора. Я, конечно, сказал, что наврал, чтобы спасти свою шкуру, и под протоколом расписываться не стал, но мое дело все равно докатится до суда, а там приговор и путевка в отнюдь не курортную зону.
С блатными менты меня не стравливали. Со сборки я попал в обычную камеру, без особых потерь вписался в обстановку, познакомился с людьми. Не скажу, что жизнь в заточении сахар, но ведь это не смерть и не могила.
– Ну да, ты же у нас ветеран Чечни.
– Дело не в Чечне. Вы же с «серыми волками» меня стравить пытались. Кого еще для этого нанимать будете?
– Я не знаю, о чем ты говоришь, и стравливать тебя никто ни с кем не собирается. Просто расскажи, что там у тебя с Саяновым вышло. По-свойски, без протокола.
– По-свойски со своими говорят, гражданин начальник. Да и не было у меня ничего с Саяновым. Не убивал я его.
– Зачем ты Володарскому хотел помочь, рисковал ради него?
– Не знаю, о чем разговор.
– Диане хотел помочь? Или Вике?
– А это не ваше дело!
– Нет уж, теперь мое. – Рощин опустился на стул. – Саянов был нашим общим врагом. Он угрожал Вадиму, его семье. Ты правильно сделал, что взял на себя такой риск.
– Ничего я не брал.
– Упрямый ты, Лобов, – заявил полковник и одобрительно хмыкнул: – Следователь жалуется, говорит, что не хочешь колоться. Тебя фактами к стенке приперли, а ты все равно стоишь на своем. Недооценил тебя Саянов, да еще как. А вот Вадим знал, с кем имеет дело.
– Поэтому он меня и подставил?
– Ну, не то чтобы подставил. Это же ты убил Саянова? Ты. А как мы на тебя вышли – дело десятое.
– Может, все-таки скажете, как вам это удалось?
– Ну да, Вадим к этому руку приложил. Но ведь ты же действительно Саянова убил.
– Не убивал я его.
– А как его кровь оказалась на твоей одежде?
– Подрались мы, я ему нос разбил.
– Это интересно.
– Ничего интересного.
– А как же свидетель?
– А он действительно меня видел? Или ему показалось?
– Может, и показалось. Только вот алиби у тебя нет.
– Зачем вы меня к себе вызвали? Чтобы переливать из пустого в порожнее?
– Вадим Володарский в реанимации. В него стрелял снайпер. Положение очень серьезное. Не скажу, что безнадежное, но хорошего мало. Есть шанс, что он сможет вернуться к нам, если мы снимем грех с его души.
– Это как?
– Допустим, мы закроем твое дело и выпустим тебя на свободу. Вдруг это послужит искуплением для Вадима?
– Я не понял, вы начальник РУБОП или священник? – недоуменно спросил я.
– Про грехи не я придумал, а Вика Володарская. Она и попросила меня оказать тебе содействие.
– Вика?! Вас?!
В душе у меня шевельнулась надежда. Если этот полковник был крышей Вадима, то Вика могла так поступить. Эх, знать бы еще, каков будет результат?
– Да, сестра Вадима меня об этом попросила, даже выдумала эту байку о грехах. Кстати, она мне понравилась.
– Байка понравилась или Вика?
– Вика тоже. Хорошая она девушка. О тебе очень беспокоится, пробовала уговорить брата, но бесполезно. А со мной у нее, возможно, и получится. Я вот лично не уверен в том, что свидетель видел тебя в районе завода. Кровь могла течь из разбитого носа. К тому же одежду твою изымали без протокола. То, что алиби нет, тоже не страшно. Ты же не признавал свою вину?
Рощин не просто смотрел на меня. Он взглядом давал мне подсказку.
– Не признавал.
Иначе я ответить никак не мог.
– Значит, не в чем признаваться. Но смотри, свидетель снова может вспомнить тебя.
– Это вы о чем?
– А о том, что я помогу тебе выкрутиться из этой ситуации. Так сказать, замолю грех Вадима Володарского. Вдруг он действительно придет в себя? Кстати, я так понимаю, что ты этого не хочешь? – с усмешкой спросил Рощин.
Я пожал плечами и ответил вопросом на вопрос:
– Почему не хочу?
– Потому что он муж твой бывшей невесты. Я все знаю, но охраняю интересы Вадима. Ты должен это понимать. – Полковник многозначительно вскинул вверх указательный палец. – Такой уж у нас договор, и с этим ничего не поделаешь. Сейчас он в коме, поэтому я буду выступать за него. Самое дорогое, что есть у Вадима, – это Диана. Сам он за себя постоять не может, поэтому тебя накажу я. Если ты хоть раз покажешься Диане на глаза, то я снова тебя закрою. Свидетель опять вспомнит, что видел тебя на месте преступления, и ты вернешься за решетку. Тебе это ясно, Лобов?
– Да, я вас понимаю, только вот никак сообразить не могу, какое вам дело до Дианы.
Мне почему-то казалось, что Рощин смутится и отведет в сторону глаза. Но нет, он ничуть не утратил своей невозмутимости.
– Я же тебе сказал, что представляю интересы Вадима Володарского.
– Тогда почему вы не защитили его от снайперской пули?
– Не смог. Поэтому и чувствую себя в большом долгу перед ним. Если ты посягнешь на его территорию, то пеняй на себя. Вопросы есть?
Их у меня было много, но Рощин, похоже, и не собирался на них отвечать. Всем своим видом он давал понять, что разговор закончен, а раздражать его своей назойливостью было бы глупо.
Машина мягко шла по дороге, сплошь покрытой выбоинами. Вика увозила меня в будущее, но мое прошлое лежало в багажнике автомобиля вместе с тюремными пожитками. Я получил свободу, но ее запросто могли у меня забрать.
Почти неделя прошла после нашего с Рощиным разговора, и только час назад я оказался за воротами контрольно-пропускного пункта. Совсем недавно меня терзал тюремный режим с его подъемом в шесть утра, нервной очередью к умывальной трубе над унитазом, противной баландой и прочими лишениями, а сейчас я ехал в дорогом комфортном авто. Рядом со мной сидела по-настоящему красивая, желанная и любящая женщина. Ее ничуть не смутил мой омерзительный вид. Она долго целовала меня у ворот контрольно-пропускного пункта, не в силах оторваться. Теперь мы ехали к ней домой, и она чуть ли ни каждую секунду поворачивала ко мне голову, чтобы обласкать влюбленным взглядом.